Да, несколько лучше. Во-первых, будет выше скорость. Во-вторых, появится возможность приладить хоть какую-то броню для защиты пилота, ну и в-третьих, появится возможность летать выше, вне действенного ружейного огня.

— И всё-таки было бы правильно провести манёвры с применением самолётов.

— Хм… А что если посмотреть шире?

— То есть как?

— Провести прибрежные манёвры. Скажем, войска разделятся на северных и южных. Северные проведут десантную операцию с высадкой войск, а южные будут обороняться. У северных будет флот, а у южных — авиация. Южные смогут проводить разведку с воздуха, а главное, что и станет будет изюминкой учений, проведут воздушную атаку северного флота. Поставим старую лайбу, и я обучу пилотов так, что они воткнут пару-тройку стокилограммовых бомб в борт ниже ватерлинии.

— Это невероятно! — возразил цесаревич.

— Отчего же? Ещё в начале прошлого года никто не помышлял о возможности свободного полёта, а сейчас это стало только вопросом наличия нужного количества денег.

У императора возник вопрос серьёзнее:

— И против кого будут направлены эти манёвры?

— Ни против кого, ибо мы самые миролюбивые в мире. Но на манёвры, и особенно на бомбардировку корабля, нужно обязательно пригласить английских моряков. Всенепременно!

— И что английские моряки должны увидеть, по вашему мнению, Пётр Николаевич?

— Совершенно очаровательную, я бы даже сказал, прелестную вещь: их броненосцы, с появлением нового вида оружия, превратились в чудовищно дорогостоящие ловушки для экипажей. Ещё лучше, если это увидят противники Англии, и начнут проводить более самостоятельную политику.

— А что дадут самолёты России, если смотреть в перспективе?

— Довольно много. Например: военный флот для нас чрезвычайно дорог, особенно флот линейный, броненосный. Самолёты, в части обороны побережья, например, в Балтийском и Чёрном морях, вполне способны обеспечить свободу нашего судоходства. То есть, на этих театрах военных действий можно будет содержать только лёгкие силы и броненосцы береговой обороны, тихоходные, отлично защищённые и вооружённые орудиями повышенной мощи. А быстроходные линейные броненосцы пусть строят те, кто хочет разориться.

— Позвольте, но против самолётов очень быстро придумают средства защиты!

— Непременно придумают. К примеру, скорострельные пушки и пулемёты. Однако судите сами: броненосец стоит с десяток миллионов рублей, или двадцать-тридцать метрических тонн золота, на нём служит около тысячи человек. И этот корабль легко будет утоплен самолётом, стоимостью в пятнадцать-двадцать тысяч рублей, с экипажем в один-два человека. Даже если при потоплении погибнет пятьдесят самолётов, а таких потерь вряд ли следует ожидать, то жестокая арифметика войны говорит за авиацию.

— Вы так легко размениваете человеческие жизни…

— Только потому, государь, что собираюсь лично вести самолёты в бой.

Повисло молчание.

— И ещё, государь: следует сразу объявить, что самолёты являются оборонительным оружием, в отличие от линейного флота.

— Разве это так?

— В какой-то мере и до некоторых пор. Я очень хочу, чтобы иностранные государства начали в массовом порядке закупать самолёты. В этом случае мы окажемся в первых рядах технического прогресса, и снимем самые вкусные сливки с денежного потока.

— Вкусные сливки с денежного потока… — усмехнулся цесаревич — Хорошо сказано, Пётр Николаевич!

— Благодарю, Александр Александрович. Хотел бы уточнить одну вещь: в течение разговора вы и государь называли предприятия, создаваемые мной моими. Хочу заявить, что это не так. Предприятия есть государственная собственность под моим оперативным управлением. Следовательно, доходы от них должны и будут поступать в казну.

— Благородно. Судя по выкладкам, которые вы представили, доходы с предприятий будут приносить миллионы?

— Одно из направлений к концу года заработает первый миллион чистой прибыли.

— Это радует. И что оно производит?

— Женские гигиенические прокладки.

Император и цесаревич переглянулись и недоумённо засмеялись.

— Напрасно смеётесь, государи мои! Во-первых, pecunia non olet[2]. Деньги не пахнут. Во-вторых, поинтересуйтесь у своих жен, удобны ли эти приспособления, и согласны ли они отказаться от оных, и вы узнаете кое-что новое для себя.

— Неужели эти штучки имеют спрос? — несколько смущенно спросил царь.

— Ещё как имеют! В Петербурге, как мне доложили, ежедневно продаётся до ста сорока коробок прокладок выделки Тихвинской фабрики Сытина. Кроме того, господин Сытин уже открыл две фабрики в Германии, одну в Австро-Венгрии, одну в Англии и пять во Франции, и все они работают на полную мощность. Кстати, машины, которые выделывают прокладки, изготовлены нами же.

— Позвольте, Пётр Николаевич, открытие новых фабрик требует расходов?

— Совершенно справедливо, государь. Потому я сразу и сказал о чистой прибыли: расходы уже покрыты.

— Но прилично ли великому князю заниматься таким делом?

— Именно поэтому им занимается господин Сытин.

— Разумно.

Мы ещё немного поговорили, и я отправился домой.

* * *

Дома меня ждали очередные три стопки приглашений: первая, самая большая от людей, которых можно проигнорировать, вторая поменьше, от тех, кто важен и бывает нужен, и наконец, самая маленькая — от тех, чьи приглашения игнорировать нельзя. В последней стопочке было всего два приглашения: