Вот же бл… блин! Он знал! «Надысь» — это вообще когда⁈ И почему «не успел»? Бочки-то привезли от него, значит, мог бы и через посыльного передать информацию. Сука, мой сосед! И никакого сочувствия у него нет. А расстроился просто потому, что сам не успел в забаве поучаствовать!

— Ну, сам бог велел чарочку за спасение пропустить! Едем ко мне в имение, — бодро предложил Ильин, явно не сомневаясь, что я соглашусь.

В имении у Ильина я, то есть Лёшка, бывал не раз, и особенно часто в последнее время. Бухал, в основном! Соседу скучно, а я для него — какое-никакое, а развлечение, поэтому привечали здесь меня как родного.

У него крестьян ещё меньше, чем у меня — сотня едва наберётся, да десяток-полтора дворов. Но при этом он заметно богаче! Нет, моя усадьба, что досталась от родителей, сама по себе получше будет, хоть и ветшает. Земли тоже не меньше, но вот у Ильина всё как-то ладно: крепостные мастеровитые, помимо жестянщиков есть кожевник, да ещё две семьи извозом промышляют. Но главное богатство соседа — псарня. С неё он, собственно, и живёт.

Охота для Ильина — так, промоакция. Разводит он исключительно гончих, а охотится больше для того, чтобы товар лицом показать. В лесах у нас зверья не особо много: медведи — чистая экзотика, а так в основном лисы, зайцы, иногда волчья стая попадется. Кабан, опять же, на которого меня и пригласили. Много птицы, в том числе и водоплавающей.

Правда, с недавних пор у соседа появились и борзые — благодаря мне. В прошлом году продал ему свору, а деньги, как водится, пропил. А свора была отличная! Вообще, странно тут всё устроено: борзых называют «сворами», а гончих — «стаями».

Ильин — человек гостеприимный, зовёт к себе всех соседей без разбору, потому и дворня у него не чета моей: и количеством больше, и выдрессирована куда как лучше. Пятеро человек на псарне, и десяток, а то и больше, дворовых. Есть и несколько молодых бабёнок, знамо для чего приспособленных. Алексей, кстати, услугами оных пользовался, будучи у Елисея в гостях. Тело при этих воспоминаниях отозвалось лёгкой истомой, но разум тут же припомнил внешний вид этих толстоватых и не слишком опрятных девок. Ни в какое сравнение с Фросей они не шли! Впрочем, бабёнки эти Лёшку любили — он был нежаден и всегда отдаривался за продажные ласки. Собаки Ильина, кстати, тоже ко мне с теплотой относятся! Но они вообще ко всем людям добрые.

Михаил всю дорогу посматривал на меня с любопытством, очевидно, пытаясь припомнить, где же мы с ним встречались раньше. Но потом, видно, решил, что дело того не стоит, и оставил меня в покое. Подъезжаем к усадьбе. Нас встречает заливистый лай и доезжачий Ильина. Доезжачий — это нечто вроде тренера для собачек. У Пантелеймоновича он из свободных — бывший крепостной, получивший вольную. Хотя вольную дали только ему. Семья: жена да два сына — крепостные, и тоже заняты на псарне.

Кроме меня, в усадьбу только что приехал ещё один важный гость — Карп Иванович, управляющий Велесова. Сам олигарх Велесов никуда не ездит, даже в Дворянском Собрании не появляется. Ему всё в Буй привозят. Поместье у него рядом с этим уездным центром Костромской губернии. Но вот собачками помещик интересуется живо, и отправил своего человечка посмотреть товар.

Карп Иванович — человек куда важнее меня, как, впрочем, и поручика Грачева, так что всё внимание хозяина усадьбы сразу переключилось на него. Я же приехал сюда с ночёвкой. Большинство гостей наведываются на день: те, кто живёт поблизости, сразу после охоты могут отправиться обратно, а для остальных у Ильина есть что-то вроде летнего барака с полудюжиной комнатушек. Зимой там, конечно, делать нечего, но летом — да после хорошей пьянки (а как без неё, ежели охота удалась на славу⁈) — почему бы и нет? У меня там тоже есть свой излюбленный уголок.

Встречает меня Матрёна — не моя, а местная, но, что забавно, похожая на мою дворовую, как родная сестра, и ведёт в привычные апартаменты, попутно делясь новостями:

— А дружок твой, Акакий, приехал уже!

«Во как! Скорее всего, „А.“ — это Акакий», — предполагаю я, но расстроиться от того, что это всё же не «Аня», не успеваю. Навстречу мне выплывает Прасковья! Я её весной, когда гостил тут пару раз, того… А потом Елисей Пантелеймонович даже предлагал мне её сменять на папин пистоль.

Э… Да жулик он, этот Елисей! Девка то непраздна! И я тут явно ни при чём: срок — больше пары месяцев, что прошли с моего последнего грехопадения. Кстати, надо будет покаяться Герману. Вот шельма сосед! Умолчал про такой конфуз! Зачем мне баба с приплодом, да ещё неизвестно чьим? Хотя… если ребёночек рыжим родится, то как раз известно чьим — Ильин рыжий. И в деревне уже есть парочка дитёв его масти. Уж не знаю, как сосед с мужьями договаривался!

Прасковья мне приветливо улыбается. Ну, раз так, лезу в карман и одариваю её пятаком — пусть радуется. Тем временем Владимира и Тимоху уводит дворня к месту их временной дислокации. Куда именно — не знаю, но мой армянский друг наверняка потом расскажет в деталях про ужасы своего олинклюзива. Даже если я не захочу.

— Лёшка! Дружище! — вдруг раздаётся радостный вопль.

Навстречу мне несётся вихрастый и долговязый парень моего возраста. Видно, что рад он искренне, поэтому и мне приходится строить умильную мину.

— Ты как, давно тут? — спрашиваю я, изображая энтузиазм.

— Да со вчера ещё! Маменька совершенно несносна стала!

Да, дружок мой Акакий — не сирота, как я, но маменька у него… скажем так, не совсем в трезвом рассудке. Подвинулась на почве богомолья. А для моего одноклассника по гимназии это хуже острого ножа — ни побухать, ни в блуд удариться. Деньги-то все у маменьки, так что приходится выкручиваться и ловить любой момент, чтобы удрать из дома. Правда, получается это редко. Ко мне его, впрочем, не пускают — мол, дурное влияние, — но вот Елисей Пантелеймонович в округе считается человеком серьёзным и обстоятельным. Хотя тут тебе и бухло, и азартные игры, и блуд. В отличие от меня, где только бухло… Ну, и ещё наркота эта!

— Ну чё? Есть чё? — заговорщицки подмигнул Акакий, понизив голос.

Я сразу понял, о чём речь. Слишком уж вопрос похож на