— А с тем, кто не пытается, думаешь, можно?

Линнея задала вопрос очень быстро, явно пытаясь скрыть неловкость. Мину поняла, что она имеет в виду Элиаса. И может быть, свою маму? Интересно, помнит ли она ее? Сколько ей было лет, когда мама умерла?

— Не знаю, — осторожно ответила Мину. — Попробуй спросить у Книги.

Линнея отвернулась.

Вот и парк. Последний раз Мину была здесь в день последнего звонка. Но с тех пор ничего не изменилось. Сломанный забор. Забитая досками билетная касса. Разросшиеся кусты. Остроконечная крыша эстрады поднимается над кронами деревьев.

Они вошли внутрь ограды, и чувство узнавания усилилось. Отсутствие перемен настораживало. Казалось, разрушения достигли определенной точки и прекратились, парк замер. И затаил дыхание.

На эстраде стояла директриса.

На ней была узкая юбка до колен и блузка цвета слоновой кости, как обычно застегнутая наглухо. На груди расплывалось влажное пятно. Мину не понимала, почему нельзя расстегнуть несколько пуговиц. Скрывать директрисе уже нечего. Девочки видели шрам на ее груди.

Ворон, фамилиарис Адрианы, закаркал откуда-то с крыши, Адриана помахала ему рукой. Ее спина сегодня кажется прямее, чем обычно, а движения — еще более резкими.

Мину и Линнея поднялись на эстраду, за ними последовали остальные.

«Где-то здесь он ее похоронил», — думает Мину, обводя взглядом площадку.

Жалко, что они не спросили у Николауса, где лежит тело Матильды. А то можно было бы почтить ее память и отметить могилу тайным, одним им понятным знаком.

— Здравствуйте, девочки, — говорит директриса.

Ее улыбка кажется натянутой.

Мину обменивается с Линнеей быстрым взглядом. Обе девушки заметили, что директриса нервничает.

— Я должна вам кое-что рассказать, — начинает директриса, но замолкает: слышится шум подъезжающей машины, гравий хрустит под колесами.

Темно-зеленая машина резко останавливается возле ворот. Из нее появляется высокий мужчина в строгом костюме. Следом за ним, громко хлопнув дверью, из машины выходит Виктор.

Память о Болотных копях начисто стерта у жителей Энгельсфорса. Никто из них здесь не бывает и дорогу эту не найдет.

А чужой человек проехал сюда. И Виктора с собой привез.

Мину переводит взгляд на директрису. Ее лицо застыло, как маска. Она опять была той Адрианой Лопес, которая год назад приветствовала Мину на пороге гимназии. Тогда Мину казалось, что эта женщина начисто лишена человеческих чувств.

Адриана смотрит, как Виктор и неизвестный мужчина поднимаются на эстраду.

Мужчине, на первый взгляд, лет сорок. Неужели он — отец Виктора? Тогда это какой-то генетический фокус, потому что темноволосый и кареглазый мужчина с кожей оливкового цвета внешне не имеет ничего общего с голубоглазым и бледнокожим блондином Виктором.

И все же их явно что-то объединяет.

Мину попыталась поймать взгляд Виктора, но он избегал встречаться с ней глазами.

— Девочки, — сказала Адриана. — Это Александр и Виктор Эреншёльд. Они посланцы Совета.

Адриана отошла в сторону. Мину посмотрела на Анну-Карин — лицо той стало землисто-серым, а вид был такой, будто ее сейчас стошнит или она упадет в обморок.

Совет. Правила, установленные им, Анна-Карин нарушала прошлой осенью и зимой, не обращая внимания на неоднократные предупреждения.

Совет. Люди из Совета выжгли знак на груди директрисы, когда она попыталась их ослушаться. Сожгли на костре прошлую Избранницу.

Мину берет Анну-Карин за руку. Анна-Карин вздрагивает от ее прикосновения, потом судорожно сжимает руку Мину.

Александр обводит девочек взглядом. И останавливает его на Анне-Карин.

* * *

— Анна-Карин Ниеминен? — произносит Александр Эреншёльд.

Анна-Карин не в силах произнести ни слова. Язык не слушается ее. Вместо ответа она кивает.

— Ты будешь привлечена к суду за свои преступления. С сегодняшнего дня ты не можешь покидать Энгельсфорс и должна быть доступна для проведения допросов. Мы собирались также взять тебя под арест, но Адриана заверила нас, что ты будешь сотрудничать со следствием.

Александр отвел глаза, и Анна-Карин решилась вздохнуть.

— Занятия магией прекращаются на время ведения следствия. Все остальные тоже будут вызваны на допрос. Я являюсь обвинителем, Виктор — моим ассистентом…

— Извините, — прервала его Ванесса, но в голосе у нее не было и намека на извинение. — Но это полный бред. Когда нас пытались убить, вы даже не почесались нам помочь, а теперь, видите ли, являетесь сюда, чтобы судить Анну-Карин.

До Анны-Карин понемногу доходил смысл сказанного Ванессой. Выходит, Мину права — девочки за нее. Она еще крепче сжала руку Мину, ее ладонь вспотела.

Александр смерил Ванессу презрительным взглядом.

— Кто она? — спросил он у Виктора.

— Ванесса Даль, — быстро ответил Виктор.

— «Она» может сама за себя ответить, — фыркнула Ванесса.

— Мы прибыли сюда, чтобы вам помочь. Вы очень нужны нам, очень нужны всему миру, — проговорил Александр.

«Он лжет, — подумала Анна-Карин. — Как будто издевается над нами и даже не пытается это скрыть».

— Но суд необходим, так как было совершено грубейшее преступление против законов магии.

— В каких, собственно, преступлениях вы обвиняете Анну-Карин? — спросила Мину.

Александр повернулся к ней.

— Мину Фальк Карими, — тут же подсказал Виктор.

— А-а, — протянул Александр, и в его глазах промелькнул интерес. — Адриана настаивала, чтобы Анна-Карин прекратила использование магии в личных целях. Но Анна-Карин не послушалась и тем нарушила законы Совета.

Александр снова перевел взгляд на Анну-Карин, и у той сразу перехватило дыхание.

— Три простых правила. Нельзя использовать магию без разрешения Совета. Нельзя использовать магию для изменения немагических законов. Нельзя раскрывать непосвященным вашу магическую сущность. Анна-Карин нарушила по меньшей мере два из этих правил. А может быть, и все три.

Анна-Карин хватала ртом воздух. Она была готова признать что угодно, лишь бы избавиться от взгляда этих холодных безжалостных глаз.

— Но когда мы почувствовали в себе магические силы, — возразила Мину, — мы еще не знали о существовании Совета. Возможно, Анна-Карин нарушила законы магии, но как можно судить человека за то, что он нарушил законы, о существовании которых не знал?

Анна-Карин искоса взглянула на Мину. Щеки ее пылали, и было видно, что она боится Александра не меньше, чем сама Анна-Карин. И все же осмеливается с ним спорить.