«Неужто боишься, Восьмиэтажный Другич?»

А он мне прямо так и врезал:

«Боюсь, – говорит. – И туда нипочем не полезу!»

Столько слов за один раз – для Другича рекорд, но это я бы еще как-никак пережил. А вот новость, что Другич вдруг решил труса праздновать – как обухом по башке! Неужто, думаю, у парня совсем крыша поехала, и он в призраков да в привидения разные поверил, которые по ночам из гробов вылезают и честных людей пугают? (Хотя одного такого шустрика я встречал У Вашего Величества в крепости – Цитад Эль называется. Так что Вы там будьте начеку, чтобы на него ненароком не напороться!) В наше-то время, когда техника до каких только чудес не додумалась, верить в такую чушь несусветную – это каким же отсталым дурнем надо быть! Я прямо так и заявил Другичу.

«Олух, – говорю, – ты безмозглый, до самого восьмого этажа, а то и выше!» Он мне ни словечком не ответил, повернулся, да и был таков.

Ваше величайшее Величество! Как сказал один башковитый парень, раньше срока дураком не обзывайся. Это я сам придумал, только чего бы мне не вспомнить этот дельный совет раньше!..

Подплыл это я на шлюпке к суденышку осторожненько, никому на глаза не попался. На борту большущими буквами намалевано: «Что новенького, господин Вагнер?». Надо же такое дурацкое название посудине дать – обхохочешься!

Взобрался я на палубу, огляделся по сторонам… Ну и ну, грязища кругом непролазная, давным-давно ничего не мыли, не драили, доски на палубе рассохлись и скрипят, фонари не горят, все до единого. А мне предстоит в потемках разыскивать сундук, где взаперти Густав Барр содержится. Такого со мной еще не бывало, чтобы ученых людей воровать, хотя много всякой всячины утаскивать приходилось… Чудной корабль, ничего не скажешь, даже воздух здесь и тот дурной, тяжелый какой-то. Встал я на карачки и давай потихоньку шуровать. В голове стучит, в висках отдается, туман, духотища – дышать нечем… И двери всех кают распахнуты, будто команда невесть куда разбежалась.

Гнилой древесиной пахнет, и аптечный запах какой-то примешивается. Вдруг звуки послышались, вроде бы кто на губной гармошке наигрывает…

Я насчет музыки слабо соображаю и от гармошки не в восторге. Насчет суеверий со мной тоже все в порядке. Раз, на острове Тимор меня тамошний колдун соком какого-то растения обмазал, чтоб ко мне порча или заклятие какое не пристали, а на крайний случай велел поплевать в сторону востока. Ну, я и плюнул – не три раза, как колдун велел, а больше. И на запад тоже плюнул. Но тут ты хоть всю розу ветров переплюй, все одно: ежели ты человек культурный, значит, не веришь, будто призрака плевком перешибешь. А ежели не веришь, что плевки тебе помогут, – стало быть, и привидений бояться нечего. Это, как любит говорить Ваше Величество, «очами видно».

Однако же я стерпел, с корабля не смотался. Хотя тем часом ветер поднялся, и все на развалюхе этой давай скрипеть, трещать, громыхать… Дай, думаю, загляну в каюту, откуда вонь идет и мухи роями вылетают. Уж и не знаю, что там такое было, потому как со мной самим что-то неладное твориться стало. Мало сказать, что ветровка вдруг мала сделалась, но даже грудная клетка, и та тесна стала. Хотя обычно, ежели полную грудь воздуха набрать, в объеме сто семьдесят получается. Я и набрал, сколько влезло, выдохнул, пот со лба утер – ничего не помогает, в груди тесно, сам вроде в клетке зажатый. Но я держусь, не отступаю.

Плюнул на север, плюнул на юг, на всякий пожарный случай…

И нигде ни души, только я один. Дай, думаю, в трюм спущусь. Только на лесенку ступил, а она как застонет, будто живая и я ей на глотку наступил!

Вы, Ваше Величество, из приличной семьи, но, думается, и у Вас Ваша благородная королевская кровь в жилах застыла бы. Вот и я чую – сердце замерло и остановилось, как карманные часы в ступке, когда их дробят на золотой лом. Люк в трюм ящиком приперт, ящик тяжеленный, насилу я его сдвинул.

Темнотища в трюме непроглядная, за тонкой обшивкой волны плещут, будто рядом совсем. И вонь преотвратная, та же самая, что наверху чувствовалась, только теперь уж и вовсе невыносимая. И тут меня осенило: это же карболкой воняет!

Двинулся я вперед и слышу: откуда-то сверху едва слышная музыка доносится – призраки на губной гармошке играют. Знамо дело, призраки, а кто же еще! Я ведь не какой-нибудь неуч суеверный, чтобы в плевки верить! Тут я споткнулся обо что-то, эта штука загромыхала и свалилась на самое дно трюма. Испугался я, врать не стану! Стою, жду – тишина!

Нагнулся я, ощупываю. Что же, думаю, я такое ногой сшиб? Похоже на крышку ящика какого-то, узкого и длинного.

Батюшки светы, да это же… гроб!

Аккурат в эту минуту луна заглянула в вентиляционную отдушину, и в трюме посветлее стало, я много чего разглядел. Сперва у меня ноги будто к полу приросли. Понял я, чего так перетрусили бывалые моряки, и Колючка Ванек, и Другич со своей Мелани. Тут хоть какой храбрец будь, поневоле от страха затрясешься.

Крысы кругом кишмя кишат… Лунный свет упал на противоположную стену, и я увидел ящик, на котором было написано: «БРИГИТТА».

Помню только, что подхватил я ноги в руки – и бежать оттудова, как ошпаренный. Драпануть, смыться, слинять, удрать, исчезнуть, испариться – все слова, которые в данном случае произносят наши с Вами верно и неверноподданные, вертелись у меня в голове.

Теперь уж сроду не дознаться, каким образом я снова очутился в «Вышибалах». Когда я туда ввалился – язык на плечо, отдышаться не в силах, – все, кто там был, встали и уставились на меня во все глаза. Должно, видок у меня был тот еще. будто я уже постоял на главной площади, в гипсе увекалеченный, а потом слез с подстаменту – и сюда заявился.

Ваше Величество, конечно, из хорошей семьи, но и династия От-Уха-До-Уха тоже не из каких-нибудь завалящих, слабаков среди нас отродясь не было. Однако признаюсь Вам как на духу: ежели, не приведи Бог, мне еще раз случится пережить ужасти такие, то по мне уж лучше снова очутиться в Адене, на допросе у инспектора Крикли, который страсть до чего дотошный да любопытный, а уж по части оплеух и затрещин ему во всем мире равных нету.

Прошу передать мой нижайший поклон Вашей высочайшей супруге и вседостойнейшей матушке. Засим остаюсь к Вашему Величеству в совершеннейшем почтении, всегда готовый заместить Вас на троне,

дон От-Уха-До-Уха иль Джимми.

Вы уж на меня не серчайте, Ваше Величество, но я малость того… сдрейфил. Дак ведь попробуй не струхнуть, когда судьба тебе бубонную чуму подсовывает, а хворь эта очень даже заразительная, и люди от нее мрут, как мухи.

Дон вышеподписавшийся дель От-Уха-До-Уха.

И тут в развитии событий произойдет поворот.

Прошу читателя сохранять самообладание, оно понадобится на протяжении нашей жуткой истории, где на каждом шагу натыкаешься на призраков и привидения с того самого часа, как «Стенли отдыхает» отплыл от берегов Гонолулу с опозданием в пятеро суток. Ибо сейчас на сцене провозвестницей неисповедимой судьбы появится… женщина!