Что напишут об этой битве? Это зависит от того, кто будет писать. Они не станут описывать кровь, пропитавшую превратившуюся в грязь землю. Или тела – разломанные, продырявленные и искалеченные. Изуродованную разбушевавшимися дамани местность. Возможно, они запомнят числа; это часто кажется важным книжникам. Здесь полегла половина стотысячной армии Итуралде. На любом другом поле боя потеря пятидесяти тысяч разозлила бы его и покрыла позором. Но он противостоял превосходящей его втрое армии, да еще и поддерживаемой дамани.

Он последовал за разыскавшим его юным посыльным, мальчиком лет двенадцати, в красно-зеленой шончанской форме. Они миновали упавшее знамя, свисающее со сломанного, торчащего из грязи древка. На нем были изображены шесть чаек на фоне солнца. Итуралде ненавидел незнание Домов и имен своих противников, но с заморскими Шончан узнать их не представлялось возможным.

Тени, отбрасываемые заходящим вечерним солнцем, располосовали землю. Скоро покрывало тьмы укроет тела, и выжившие смогут на время сделать вид, что поле стало братской могилой для их друзей. И для тех, кого их друзья убили. Он обогнул небольшой холмик, выехав к россыпи тел шончанской элиты. Большинство погибших носили похожие на головы жуков шлемы. Побитые, сломанные или пробитые. Мертвые глаза пусто смотрели из отверстий за искривленными жвалами.

Шончанский генерал был жив, пусть жизнь и едва в нем теплилась. Он был без шлема, на губах выступала кровь. Он прислонился к большому, покрытому мхом валуну, опершись на свернутый плащ, словно в ожидании трапезы. Конечно, этот образ портили его вывернутая нога и обломок копья, торчащий из живота.

Итуралде спешился. Как и большинство его подчиненных, он был одет в рабочую одежду – простые штаны и куртку коричневого цвета, позаимствованные у тех, кто, устроив ловушку, переоделся в его военную форму.

Без формы он чувствовал себя неправильно. Такой человек, как этот генерал Туран, не заслуживал солдата в лохмотьях. Итуралде жестом приказал посыльному остаться за пределом слышимости, и подошел к шончанину в одиночестве.

– Так значит, это ты. – Сказал Туран, глядя на него снизу вверх, с протяжным шончанским акцентом. Он был плотного сложения, совсем невысоким, с горбатым носом. Его коротко стриженные черные волосы были выбриты на два пальца в ширину с каждой стороны головы. Его шлем с тремя белыми перьями лежал рядом с ним на земле. Он с трудом поднял руку в черной перчатке и стер кровь с края рта.

– Я. – Ответил Итуралде.

– В Тарабоне тебя зовут «Великим Генералом».

– Зовут.

– И заслуженно. – Закашлявшись, подтвердил Туран. – Как у тебя это получилось? Наши разведчики… – он зашелся в кашле.

– Ракены. – сказал Итуралде, как только стих кашель. Он опустился на корточки рядом со своим врагом. Заходящее солнце медленно опускалось за горизонт, освещая поле боя проблеском красно-золотого света.

– А армия позади нас?

– В основном, женщины и подростки. – Сказал Итуралде. – Ну и изрядное количество фермеров. В форме, позаимствованной у моих солдат.

– А что, если бы мы развернулись и атаковали?

– Вы бы не стали. Ваши ракены доложили, что та армия больше вашей. Лучше преследовать меньшие силы впереди вас. Еще лучше идти к городу, который, согласно докладам ваших разведчиков, почти незащищен, даже если это означало заставлять ваши войска двигаться маршем почти до полного изнеможения.

Туран закашлялся опять, кивая.

– Да. Да, но город был пуст. Как ты сумел поместить туда войска?

– Разведчики в воздухе, – сказал Итуралде, – не могут заглянуть внутрь домов.

– Вы приказали, чтобы Ваши войска так долго прятались внутри зданий?

– Верно. – Ответил Итуралде. – Ежедневно чередуясь, небольшая часть могла выходить для работы на полях.

Туран недоверчиво покачал головой.

– Ты понимаешь, что ты сделал. – В его голосе не было угрозы. На самом деле, там была изрядная доля восхищения. – Верховная Леди Сюрот никогда не смирится с этим поражением. Теперь, она должна будет разгромить вас, хотя бы для того, чтобы сохранить лицо.

– Я знаю. – Сказал Итуралде, поднимаясь. – Но я не могу победить, атакуя вас в ваших крепостях. Нужно было, чтобы вы пришли ко мне сами.

– Ты не понимаешь, какой численностью мы располагаем… – сказал Туран. – Те, кого ты разбил сегодня, это лишь ветерок по сравнению с тем штормом, который ты поднял. Сегодня спаслось достаточно моих людей, чтобы рассказать о твоей хитрости. Больше она не сработает.Он был прав. Шончан быстро учились. Итуралде вынужден был прекратить свои набеги в Тарабоне из-за быстрой реакции Шончан.

– Ты знаешь, что не можешь нас победить. – тихо сказал Туран. – Я вижу это в твоих глазах, Великий Генерал.Итуралде кивнул.

– Тогда почему? – спросил Туран.

– Почему ворона летает? – спросил Итуралде.

Туран слабо кашлянул.

Итуралде и вправду знал, что не может выиграть войну с Шончан. Как ни странно, каждая из его побед все более убеждала его в конечном поражении. Шончан были умны, хорошо укомплектованы и очень дисциплинированы. Более того, они были настойчивы.

Туран должен был понять, что обречен, как только открылись ворота. Но он не сдался; он сражался до тех пор, пока его армия не была рассеяна, разбежавшись во всех направлениях, так, что уставшие войска Итуралде не сумели их догнать. Туран понимал. Иногда капитуляция обходится слишком дорого. Никто не радуется смерти, но для солдата бывают намного худшие исходы. Оставить свою родину захватчикам… нет, Итуралде не мог так поступить. Даже если победить невозможно.

Он делал то, что необходимо, и тогда, когда необходимо. И прямо сейчас Арад Доману нужно было сражаться. Они проиграют, но их дети будут помнить, что их отцы сражались. И их сопротивление будет важно через сотню лет, когда начнется восстание. Если оно начнется.

Итуралде встал, намереваясь вернуться к ожидавшим его солдатам.

Туран напрягся, потянувшись за мечом. Итуралде приостановился, повернувшись обратно.

– Ты сделаешь это? – спросил Туран.

Итуралде кивнул, вынув свой собственный меч из ножен.

– Это честь для меня. – Сказал Туран и закрыл глаза. Отмеченный цаплей меч Итуралде моментом позже срубил его голову. На мече Турана тоже была цапля, едва видная на сверкающей части клинка, что сумел вытащить шончанин. Жаль, что им не довелось скрестить клинки, хотя, в некотором смысле, они это делали на протяжении последних нескольких недель, пусть и на ином уровне.

Итуралде вытер меч, затем вложил его в ножны. В качестве последнего жеста он поднял меч Турана и вогнал его в землю рядом с павшим генералом. Затем Итуралде вновь сел на коня и, кивнув на прощание посыльному, направился обратно через погрузившееся в тень поле трупов.