— Возможно, на самоубийство ее толкнула не потеря хютте.

— Ты имеешь в виду кости?

Франк Фрёлик кивнул. Он чувствовал, как по лбу течет пот. Ему неприятно было говорить о костях, которые могли принадлежать Элизабет.

— Должно быть, та девушка — нечто особенное, — сказал Гунарстранна. Фрёлик снова кивнул. — Что там у тебя? — спросил Гунарстранна, показывая на бумаги, которые Фрёлик засунул под мышку.

— Дело шестилетней давности. Убийство в Снарёйе.

Гунарстранна задумался, а потом буркнул:

— Фамилия жертвы Фолькенборг… Кажется, он работал на заправочной станции?

— Был ее владельцем и управлял ею.

— Его взяли в заложники?

— Нет. Мы промедлили с арестом. Фолькенборга застрелил человек, которого мы должны были взять еще несколько дней до того, за кражу со взломом в Ульвёйе. На задержание я поехал сам вместе с коллегой из Саннвики. Преступник работал в гараже в Бломменхольме. У меня имелся ордер на его арест. Когда мы приехали на место, он догадался, зачем мы пожаловали, и выхватил пушку… — Фрёлик сверился с распечаткой. — У него был короткоствольный револьвер «кольт-питон». Потом он выбежал из здания и бросился через автомойку в гараж. Там в смотровой яме Фолькенборг менял масло. Ни один из нас не подумал, что дело может кончиться плохо, ни один из нас не конфисковал у него оружие. Нам оставалось стоять в стороне и наблюдать, как наш взломщик вбегает в гараж с револьвером в руке. Мы не решались войти. К сожалению для всех нас, Фолькенборг решил действовать самостоятельно. Наверное, подумал, что уж со своим механиком как-нибудь справится. Мы услышали хлопок. Пуля попала Фолькенборгу в сердце. Убийца испугался, бросил оружие и побежал — прямо к нам в руки.

Гунарстранна глубоко задумался.

— Того типа, который застрелил Фолькенборга, звали Ильяз Зупак, — заявил Фрёлик.

— Он иммигрант?

— Во втором поколении. Его родители приехали с Балкан. И мать, и отец уже умерли. Ильяз Зупак гражданин Норвегии.

— Зачем тебе понадобилось раскапывать такое старье?

Фрёлик сложил документы в сумку и ответил:

— Зупака арестовали за ограбление в Ульвёйе. Из дома одного богача по имени Инге Нарвесен вынесли сейф. Сейф находился в шкафу в его спальне. Там хранилось полмиллиона крон. Ильяза Зупака запомнила соседка. В краже участвовали и другие, но Зупака выдала внешность.

— Ясно, — досадливо сказал Гунарстранна. — Но зачем сейчас-то это раскапывать?

— Зупака признали виновным в краже со взломом при отягчающих обстоятельствах и преднамеренном убийстве. И хотя он был не один, больше никому обвинений не предъявили. Зупак никого не выдал. Меня интересуют свидетели по тому делу и само следствие.

— Да почему?! — рявкнул Гунарстранна.

Фрёлик замялся.

Раздражение Гунарстранны росло — на лбу все заметнее проступала морщина.

— До того как Ильяза Зупака арестовали и осудили, он жил с Элизабет Фаремо, — быстро сказал Фрёлик.

Они в упор посмотрели друг на друга. Гунарстранна начал шарить по карманам, ища сигарету. Фрёлик ухмыльнулся.

— Разжег я твое любопытство! — бросил он.

— Я вот о чем все время думаю… Одна мысль уже давно не дает мне покоя, — медленно проговорил Гунарстранна.

— Какая мысль?

— Твоя связь с той девушкой была подставой.

Наступило молчание, которое нарушил Фрёлик:

— Даже если ты прав, не вижу логики.

— Даже не видя логики, ты все равно пытаешься разыскать Ильяза Зупака?

— Конечно.

— Зачем он тебе сдался?

— Я тоже все время думаю об убийстве охранника. По-моему, Зупак способен кое-что прояснить.

— Что именно?

— Тайну четвертого грабителя. Ильяз ведь не один вынес сейф из дома Нарвесена. Ильяз был любовником Элизабет, а она — сестра Юнни Фаремо. Готов поставить сто крон против одной, что в той краже, в доме Нарвесена, вместе с Зупаком участвовал и Юнни Фаремо. Если это так, значит, Фаремо работал не только с Балло и Ройнстадом — по крайней мере, однажды. Значит, они не всегда работают только втроем… В убийстве Хаги замешан и четвертый, только мы понятия не имеем кто.

— Если вернешься на работу, можешь вести дело, — задумчиво проговорил Гунарстранна.

— А я вот не уверен, что вернусь. Пока не выяснена роль Элизабет Фаремо в этом деле, меня еще могут дисквалифицировать.

— Тогда путайся у меня под ногами, пока ты в отпуске.

— С тех пор как меня отстранили, я только этим и занимаюсь.

Снова наступила тишина. Каждый прекрасно понимал, о чем думает другой, не стоило напрасно тратить слова — все и так было ясно. Франк Фрёлик нарушает все мыслимые инструкции и правила, но он будет продолжать копать и дальше, какие бы меры Гунарстранна ни предпринял, чтобы помешать ему.

— Нашлась машина, — сказал Гунарстранна.

— Какая машина?

— «Сааб» Юнни Фаремо. Именно его, как нам кажется, свидетель видел у Гломмы в тот день, когда Юнни прикончили.

— Ну и что?

— Машину бросили на пустынной просеке у Соллихёгде — в ста километрах от Ашима. Какому-то фермеру, который каждый день проезжал мимо на тракторе, наконец надоело, что она там стоит.

— Машину осмотрели?

— Ею сейчас занимается криминальная полиция. Смотри, не наделай глупостей! — напутствовал Гунарстранна. — И держи меня в курсе.

Дождавшись, пока за Фрёликом закроется дверь, Гунарстранна повернулся в кресле и взял телефон.

Он позвонил знакомому детективу из отдела по борьбе с экономическими и экологическими преступлениями, сокращенно ЭКО. Фамилия знакомого была Сёрли, а кличка — Болван. Слушая длинные гудки, Гунарстранна зашелся в приступе кашля, которые время от времени одолевали его.

— Это ты, Гунарстранна? — спросил Сёрли, когда стих кашель. — Как ты себя чувствуешь?

Гунарстранна глубоко вдохнул, набирая воздуха:

— Легкие ни к черту.

— Бросай курить!

— А ты не каркай, — еле слышно сказал Гунарстранна и выпрямился. — Хочу кое о чем тебя спросить.

— Выкладывай!

— Тебе что-нибудь говорит имя Инге Нарвесена?

— Он делец.

— И больше ничего?

— Знаю, что он любитель искусства.

— Какого рода искусства?

— Живописи. Тратит на картины кучу денег. Судя по всему, его коллекция превосходит коллекции музея Стенерсена в лучшие времена. Только Нарвесен не очень-то любит современное искусство.

— Чем он зарабатывает на жизнь?