– Давай! Не ссы!

Парней скрутили. К бездыханной Маринке вызвали «Скорую». В сознание ее смогли привести только в приемном отделении больницы. Гинеколог, когда осмотрел, велел немедленно в операционную: многочисленные разрывы. Когда пришла в себя после наркоза, немедленно все вспомнила. Вытащила из вены иголку капельницы и, на подгибающихся ногах, побрела к окну: жизнь после того, что случилось, представлялась ей абсолютно бессмысленной.

Подоспели сестры, подбежал врач. Уговоры, успокоительное не помогали – Марина билась, кричала. Срочно вызванный психиатр диагностировал травматический психоз и забрал к себе в отделение.

Милиция уже на следующий день явилась с вопросами, но к Марине оперов категорически не пустили. И только неделю спустя, когда накачали лекарствами и острое состояние купировали, она узнала: все трое насильников арестованы.

Гере и Юрику родители сразу наняли дорогих адвокатов, и парни дружно утверждали: Маринку им привел Толик.

– Сказал, что она сама хочет! – клялись. – А за то, что не первым будет, мы ему двадцать пять рублей дали!

Деньги у Анатолия вроде тоже обнаружились. И проводившие задержание милиционеры свидетельствовали: они ворвались в здание в тот момент, когда насиловал именно он.

Но Маринка, хоть и накачанная лекарствами под завязку, стройную версию следствия опровергла. Стояла на своем твердо: зашли случайно. А верный рыцарь не мог помочь, потому что сам без сознания был.

Анатолия все-таки продержали в следственном изоляторе почти месяц, но в итоге из-под стражи освободили. А на суде и вовсе полностью оправдали.

Юрик и Гера получили сроки. Анатолия родители перевели в другую школу. А Маринкина мама сразу после суда вместе с дочкой навсегда покинула Москву.

* * *

«Итак, насильником Самоцветов не являлся, хоть и проходил по делу – сначала подозреваемым, потом свидетелем, – думал Селиванов. – Или же он – единственный – откупился? Но оба других фигуранта не смогли, хотя финансовые возможности у них куда серьезнее, чем у мальчика из семьи инженеров. Нет, денег семья потерпевшей, видимо, не взяла. И девушка, скорее всего, рассказала правду. Но тогда ей и мстить Самоцветову – тем более спустя годы – явно незачем. И своей дочери про некрасивую историю школьных лет она, вероятно, даже не рассказывала».

Фотографии Марины Милиной и Марты Костюшко Селиванов рассмотрел и сравнил внимательно. Признал: Полуянову не показалось. Пятнадцатилетняя потерпевшая действительно чрезвычайно походила на убитую горничную.

Селиванов составил официальный запрос и спустя час получил ответ.

В декабре 1985 года мать с дочкой из Москвы уехали. Вернулись на родину, в Беларусь. Там и осели. В 1996-м Марина вышла замуж за Матвея Костюшко. А в 1998-м у них родилась единственная дочь. Девочку назвали Мартой.

* * *

Анатолий пытался найти одноклассницу, но следы ее, казалось, навсегда потерялись.

На прощание Марина (лучистые глаза теперь выглядели тусклыми, почти мертвыми) сказала:

– Видеться с тобой не хочу. И писать тебе не буду.

– Но почему? – взмолился.

– Не могу я, Толька. – Опустила голову. – Вроде и понимаю, ты не виноват ни в чем. Но смотрю на тебя – и сразу тех двоих вижу.

Во взгляде ее читал немой упрек: почему не защитил?

Он и сам себя корил ночами и днями.

Маришке ничем уже не поможешь. Но спасти других – в его силах. Сначала мечтал: подкачает физические кондиции, станет выходить ночами на улицы – помогать девчонкам, попавшим в беду.

Однако быстро осознал: Бэтмена из мальчика с вечным освобождением от физкультуры не получится. Да и куражатся насильники обычно группой – как с ними в одиночку сладишь?

Поэтому выбрал иной путь. Уже на младших курсах начал подрабатывать в одном из первых в России благотворительных фондов. Часто сталкивался с жертвами насилия. Рьяно пытался им помочь снова поверить в людей. А ночами бесконечно гадал: как сложилась Маринкина судьба?

Со временем горькие воспоминания стерлись, в памяти осталось лишь ее солнечное, беспечное лицо и как девушка шутливо шлепала его по руке, если пытался жульничать в карты. Говорила: «Да не пытайся! Вижу я все, лопушок!»

А когда исполнилось сорок два, Маринка нашла его сама. Очень буднично – просто написала в «Одноклассниках» личное сообщение. Рассказала, что замужем, растит дочку, живет в Беларуси, работает в детском садике нянечкой. Анатолий долго разглядывал аватарку и тщетно пытался признать в потухшей, рано увядшей тетке когда-то боготворимую им красотку-хохотушку.

От былой страсти в душе не осталось ничего. Но он уже тогда задумывал «Кайрос» и в силу долгой работы в благотворительных фондах привык любой жизненный «кейс» рассматривать с позиции: а чем человеку можно помочь?

Нянечки в дружественной стране, понимал прекрасно, получают еще меньше наших. У мужа – Маринка скупо пожаловалась – хоть руки золотые, но зарплата большей частью идет не в семью, а на любимую «Зубровку». Доча танцами занимается – так ей не на что даже костюм для выступлений купить, сама сидит за швейной машинкой.

Анатолий Юрьевич ничего обещать не стал, но выяснил: Марина окончила поварские курсы, вкусно готовит. Супруг ее – и столяр, и сантехник, и плотник. Когда «подшивается» – добрейшей души человек. Сначала думал найти для семейной пары работу за границей – вести дом где-нибудь в Польше. Но вскоре сам получил в наследство коттедж в Пореченском. Начал знакомиться с соседями, и Ангелина Асташина пожаловалась: никак не может найти нормальных эконома и кухарку.

– А сколько готовы платить?

– Семьдесят тысяч. Проживание в отдельном доме. Еда бесплатно.

Маринке условия показались восхитительными. Муж тоже поклялся: на новом месте работы – ни капли.

Анатолий Юрьевич с некоторой тревогой ждал личной встречи. Но когда увидел свою принцессу (теперь обрюзгшую, в деревенском платочке, лицо испещрили морщины) – ничего в душе даже не ворохнулось.

И если благодарные супруги в отсутствие Ангелины звали на домашние пироги, всегда открещивался.

Вежливо, почти церемонно здоровались, когда случайно сталкивались в поселке, – вот и все общение.

Дочку Маринка с собой не привезла. Та в шестнадцать лет упорхнула из дома, пыталась карьеру за границей строить, но, судя по печальному лицу матери, пока не слишком успешно.

Однажды утром Анатолий Юрьевич вышел на традиционную пробежку и приметил: к воротам соседского особняка подкатило такси. Он приостановился: всегда любопытно, что у ближайших жильцов происходит. Сделал вид, будто завязывает шнурок, и вдруг увидел – Маринку. Юную, свежую, задорную, загорелую. Водитель открыл багажник, взялся вытаскивать чемодан, заворчал:

– Тяжелый, зараза!

А она – совсем как его богиня когда-то – захохотала заливисто:

– Вот лопушок!

И сама схватилась за поклажу.

Анатолий Юрьевич подбежал, помог.

Девушка лукаво улыбнулась:

– Мерси вам огромное!

В ее синих глазах сверкали точно такие, как у прежней, счастливой Маринки, искорки.

– Вы кто, прекрасная дама? – церемонно спросил Анатолий Юрьевич.

Девушка охотно объяснила:

– Та буду горничной вот тут работать.

– А величают вас как?

– Марта.

Солнце золотилось в ее волосах, и Анатолий – тогда уже Зевс – сразу понял: его спокойная жизнь закончилась. Навсегда.

Он немедленно дал себе зарок: от красавицы Марты, до боли и трепыхания в сердце напоминавшей юную Маринку, надо держаться подальше. Но данного себе слова – только здороваться, ничего больше – сдержать не смог.

Прежде все приглашения заглянуть по-соседски вежливо отклонял. Но когда Марина позвала «на пельмешки, мы вместе с доченькой налепили» – в гости отправился.

Асташина была до позднего вечера на съемках, однако вечеринку, от греха подальше, все равно проводили не в хозяйском доме, а в скромном служебном флигеле. Кухонька – как в старом, добром СССР: пять метров с копейками. Мутная домашняя самогоночка, разномастная посуда. Марина не сводила с дочки влюбленных глаз, отец завистливо поглядывал на выпивку и был хмур. Марта щебетала без умолку. Восторгалась роботом-пылесосом («Сам по полу ездиет, а на лестницу ни-ни, боится»). Насмешничала над хозяйкой («У нее под трусами волосы как сердечко выбриты, прикиньте?!»).

Маринка притворялась, что сердится, пеняла:

– Доча, не надо выносить сор из избы.

Но Анатолий Юрьевич для храбрости жахнул сразу полстакана самогонки, поэтому сам с удовольствием выспрашивал, что давно интересовало:

– А мужчина у Ангелины есть?

Марта фыркала:

– Ну, домой-то не водит, у нее, типа, память о муже. Но я ж ее белье стираю – запахи кобелиные. Иногда прям как будто после роты солдат!

– Что ты говоришь такое? – ахала Маринка.

Марта – юная, но, несомненно, опытная кокетка – перехватила пару жарких взглядов Анатолия, ни капли не смутилась и начала его активно обхаживать. Простодушно расспрашивала:

– А жена