Я постарался выглядеть достаточно свирепым, хотя вряд ли мне удалось изобразить ту злобу, что сверкала во взгляде Холмса, или хотя бы тень жестокости в стиле Рафферти.

– Хорошо, – продолжил новоявленный инспектор, – мы втроем приятно побеседуем с вами, мистер Фегельблад, и зададим пару вопросов. Мы занимаемся расследованием смерти Олафа Вальгрена и намерены продолжать дело до тех пор, пока не найдем виновника. Мы понимаем друг друга, сэр?

Пока Рафферти разглагольствовал, в дверь рядом с нашим отсеком вошел кондуктор. Фегельблад, видимо, решил, что это его спасение, и с надеждой покосился в сторону железнодорожника. Но, похоже, Холмс и Рафферти нагнали на бедного фермера такого ужаса, что Фегельблад тут же опустил глаза и не произнес ни звука.

– Мудрое решение, – похвалил Рафферти. – А теперь, милейший, надо прояснить некоторые детали нашего дела. Для начала хотелось бы поинтересоваться: кто ваш сообщник в убийстве Олафа Вальгрена?

Услышав такой провокационный и обличительный вопрос, большинство людей начинают тут же яростно все отрицать, но скрытность Фегельблада не так легко было сломить. Без особых эмоций он ответил хриплым баритоном с сильным акцентом:

– Я не знаю, о чем вы.

– А я думаю, что знаете, мистер Фегельблад, – злобно огрызнулся Рафферти. – Давайте мыслить логически. Ваш сосед, мистер Вальгрен, убит кем-то, кто хотел заполучить найденный им рунический камень. Мы узнали, что вы собираетесь сообщить властям Александрии, что камень у вас. Следовательно, это вы убили мистера Вальгрена. Мне все ясно, какие тут сомнения?

– Я никого не убивал, – возразил швед.

– Лжец! – заорал Холмс так, что у меня по спине побежали мурашки и, боюсь, у бедного Фегельблада тоже.

– А теперь, мистер Бейкер, давайте на минуту представим, что он все же невиновен, – сказал Рафферти, и в его голосе впервые прозвучали ласковые ноты. – Может быть, мы слишком торопимся с выводами? Может, есть какое-то другое объяснение? Поглядите, на вид мистер Фегельблад кажется вполне приличным человеком, что если он никого и не убивал? Вдруг он оказался втянутым в это дело не по своей вине? Так почему бы вам, дорогой сэр, не рассказать нам, как у вас оказался рунический камень?

Фегельблад издал легкий вздох – без сомнения, то был вздох облегчения, – и я понял, что смена тона Рафферти достигла желаемого результата. Вытащив платок и вытерев лоб, на котором поблескивали капельки пота, Фегельблад с готовностью дал ответ на вопрос Рафферти, и слова его стали для нас полной неожиданностью:

– Вы должны мне поверить. Я не крал камень. Олаф был моим другом. Камень находится у меня, потому что Олаф сам его мне отдал.

После откровения Фегельблада Холмс и Рафферти, должно быть, почувствовали себя шахтерами, которые безуспешно долбили твердую породу и внезапно натолкнулись на главную жилу. Однако ни один из них не выдал своего ликования, и допрос продолжился.

– Так значит, вы утверждаете, что мистер Вальгрен сам отдал вам камень, – недоверчиво переспросил Рафферти, хотя я отлично понимал, что он не сомневается в правдивости слов Фегельблада. – Когда это произошло?

– В понедельник.

– В прошлый понедельник?

– Да.

– А почему он попросил вас спрятать находку?

– Он боялся.

– Чего?

– Воров.

– Он сказал, кто эти «воры»?

– Нет.

Рафферти потеребил бороду, отчего из нее посыпался ему на колени целый дождь крошек, а потом спросил:

– А мистер Вальгрен говорил, почему он внезапно испугался? Ведь монолит с рунами находился у него несколько месяцев, разве не так?

– Он не сказал.

– И вы не спросили?

– Нет.

Швед, как и предупреждал нас Рафферти, цедил слова столь же экономно, как путник, заблудившийся в пустыне, пьет по каплям воду.

– Итак, проверим, правильно ли я вас понял, – сказал Рафферти, пока Холмс продолжал злобно таращиться на Фегельблада. – В понедельник ваш сосед Олаф Вальгрен пришел к вам и заявил, что у него есть предмет потенциально огромной стоимости и он хотел бы спрятать его на территории вашей собственности, а вы между тем не задали ни единого вопроса. Звучит странно, мистер Фегельблад, но я готов услышать ваши объяснения.

– Олаф был моим другом, – произнес Фегельблад, словно это все объясняло.

– И?

– Я помогаю друзьям, если они просят, – ответил Фегельблад.

– Как мило с вашей стороны, – хмыкнул Рафферти, а потом мимоходом заметил: – Думаю, не слишком-то приятная работенка вытаскивать тяжелый камень из навозной ямы.

Это небрежное уточнение вызвало очевидный отклик у Фегельблада: рот его открылся в изумлении, словно Рафферти только что вызвал джинна.

Хитрый ирландец не преминул воспользоваться преимуществом:

– Видите, мистер Фегельблад, меня не обманешь. А теперь в последний раз спрашиваю: чего так испугался ваш сосед, что решил перевезти монолит на вашу ферму?

Фегельблад замялся, явно не зная, как ответить, а потом сообщил:

– Ну, Олаф сказал, что у него серьезные неприятности и ему надо быть осторожным.

– Какие именно неприятности?

Шведа не так легко было вытащить из его скорлупы.

– Серьезные, так он говорил. Будто за ним охотятся какие-то большие люди. – Этот ответ оказался неимоверно длинным, по лаконичным стандартам Фегельблада, и фермер, словно устав от натуги, бессильно сгорбился на скамейке.

– Думаю, вам известно больше! – рявкнул Рафферти. – Уверен, вы точно знаете, какие именно неприятности были у мистера Вальгрена. Кто эти «большие люди», о которых он говорил? Оказывал ли на него давление Магнус Ларссон? А может, кто-то еще? Почему Олаф передумал продавать камень?

Такой поток вопросов сбил с толку Фегельблада, который уставился в пол и тихонько пробормотал:

– Я не знаю. Это правда.

Рафферти резко поменял тему – эту технику Холмс и сам часто использовал во время допросов, и она себя оправдывала.

– Ваша дружба с Вальгреном заставила вас помочь ему вырезать надпись на камне? Готов поспорить, вы весело провели время!

Впервые в печальных и непроницаемых глазах шведа мелькнул гнев.

– Нет же, – сказал он с необычной силой, – все было так, как говорил Олаф. Я видел камень в дереве.

– Вы имеете в виду, в корнях?

– Ja, в корнях.

– То есть ни вы, ни Олаф, ни кто-то еще из ваших друзей не имеет отношения к подделке надписи?

– Я ничего не делал, – настойчиво твердил Фегельблад. – И не знаю ни про кого.