– А может, есть смысл поговорить с ним и пораньше, – сказал Рафферти.

– Почему?

– Птичка поведала мне еще кое-что, мистер Холмс. Дело в том, что мистер Фегельблад не просто возвращается в город, но и собирается показать шерифу место, где можно отыскать рунический камень.

Неожиданное заявление Рафферти вызвало град вопросов со стороны Холмса, и лишь на некоторые у Шэда нашелся ответ.

– Я не знаю подробностей, – наконец признался Рафферти раздраженному Холмсу, – знаю только, что мистер Фегельблад якобы заявил, будто рунический камень у него и он отведет представителей властей к нему, как только вернется в город. Понятия не имею, как эта штуковина у него оказалась, но, думаю, мы все выясним завтра, когда поговорим с ним.

Холмс задумался, а потом спросил:

– Вы всерьез считаете, что шериф Бем позволит нам побеседовать с мистером Фегельбладом до того, как тот передаст властям камень?

Рафферти хмыкнул:

– Вряд ли, мистер Холмс. Вы же встречались с шерифом. Он мрачный и подозрительный тип и не особо щедр, когда дело касается того, чтобы поделиться информацией с гражданскими вроде нас. Вот почему я считаю, что мы должны взять дело в свои руки, если хотим пообщаться с господином Фегельбладом. Если на то пошло, я уже разработал небольшой план.

В течение следующих нескольких минут Рафферти обрисовал свой план, который был одновременно простым и дерзким. Я поначалу не мог взять в толк, почему Рафферти и Холмс считают столь важным поговорить с Фегельбладом до того, как это сделает шериф Бем. Когда я задал этот вопрос Рафферти, тот пояснил:

– Причина, доктор, в том, что я готов поставить лучшую бутылку ирландского виски в моей таверне: шериф велит мистеру Фегельбладу отныне держать язык за зубами. Я говорил с несколькими людьми о шерифе Беме, и они в один голос сказали мне, что сей доблестный служака не потерпит никакого вмешательства в его дела и с радостью упечет человека за решетку даже за излишнее любопытство. А в случае с мистером Фегельбладом, подозреваю, шериф может специально упомянуть, что с нами нельзя откровенничать ни за что на свете. Поскольку Фегельблад законопослушный швед, то с легкостью справится с этой задачей.

– Вы несомненно правы, мистер Рафферти, – кивнул Холмс. – Поэтому чем быстрее мы перехватим мистера Фегельблада и выясним, что он на самом деле знает, тем лучше.

Обсудив кое-какие детали, касающиеся плана Рафферти, Холмс в начале второго наконец отправился спать. Я с благодарностью последовал за ним, а Рафферти, склонный к бессоннице, остался в холле, заявив, что хочет «на досуге пораскинуть мозгами», как он это называл.

– Надеюсь, вы сегодня все-таки поспите, – сказал я ему на прощание.

– Не беспокойтесь обо мне, – ответил он, закуривая одну из своих гадких сигар. – Зло не дремлет, а значит, как мне кажется, лучше не спать и тем, кто на стороне добра. Приятных снов, доктор, и спокойной ночи.

Следующий день был субботой, первым апреля, то есть Днем дурака, и полностью подтвердил свое название еще до того, как закончился. Холмс проснулся рано, как и я, хотя мне, совсем как днем ранее, совершенно не хотелось вылезать из кровати и отправляться воплощать их с Рафферти хитрый план. Однако Шэдвелла, когда мы спустились к завтраку, нигде не было видно. Холмс тоже не отличался разговорчивостью и увлекся чтением местной прессы, пока я наслаждался завтраком из бекона, яиц вкрутую и внушительных тостов с клубничным джемом.

Только когда я закончил трапезу и заказал вторую чашку крепкого черного кофе, Холмс подал голос.

– Боюсь, что «Кларион» нам в расследовании особо не поможет, – сказал он. – Редактор не проявляет особой фантазии и в основном пересказывает уже известные факты дела о руническом камне. Плохо! Ответственный журналист с удовольствием копался бы в этом деле и даже мог бы стать для нас своего рода маяком.

Холмс, как я отлично знал, всегда поддерживал близкие, пусть временами и противоречивые, отношения с журналистами, которыми он мастерски манипулировал ради собственных целей. Он был на короткой ноге с Ланьером, репортером криминальной колонки «Дейли телеграф», который даже пару раз запускал «утки» по просьбе знаменитого детектива. Но из своего опыта Холмс понимал, что пресса – весьма изменчивая химера, сегодня покорная, а завтра свирепая, и не единожды Флит-стрит чинила ему помехи в расследованиях, вместо того чтобы оказать помощь.

– Журналисты всегда полезны профессиональному сыщику, – продолжил Холмс таким тоном, будто преподаватель на лекции. – Но когда дело касается прессы, нужно неизменно проявлять осторожность, поскольку, как правило, эти бумагомаратели имеют один существенный недостаток: не обращают особого внимания на последовательность событий.

– Что вы имеете в виду?

– Вот что, Уотсон. Для журналистов один обрывок информации так же хорош, как следующий, поскольку в первую очередь они кочегары, которые должны постоянно подбрасывать слова в пасть своих печатных станков, прожорливых, как топка локомотива. Прессе ежечасно нужно топливо, и задача журналистов – копаться в отбросах. В результате все что угодно швыряют в глотку голодному чудовищу, не считаясь с ценностью тех или иных сведений. Вспомните хотя бы дело о мошенничестве в компании «Рэтберн и сын», которое я смог раскрыть, просто прочитав изложение истории в «Ивнинг кроникл», на первый взгляд не особенно глубокое. Там было все, что нужно знать, вот только журналисты в бесконечной погоне за новостями не присмотрелись к тому, что уже обнаружили. Тем не менее как простые собиратели информации газетчики – лучшие друзья детектива, что наглядно продемонстрировал крошечный абзац, который я нашел утром в «Кларион». Вот, взгляните.

Холмс протянул мне газету, где кружком обвел строчки ближе к концу статьи о похоронах Олафа Вальгрена: «Преподобный Эйнар Блеген из Холандберга, старый друг покойного, прочтет речь на панихиде в ходе службы, которая пройдет в десять часов сегодня утром в Первой шведской церкви Холандберга».

– Не понимаю, что такого важного в этом куске, – признался я, отдавая Холмсу газету. – Разве не общеизвестно, что Вальгрен и мистер Блеген были хорошо знакомы?

– Лично я узнал об этом только из статьи, – возразил Холмс. – Как вы помните, Уотсон, мистер Кенсингтон сказал лишь, что Блеген как-то раз заезжал на ферму Олафа Вальгрена после обнаружения камня и быстренько перевел надпись. Кроме того, нам известно, что мистер Блеген в качестве поверенного подписал соглашение между мистером Вальгреном и Магнусом Ларссоном. Но речь на панихиде – это доказательство более крепких уз, чем просто мимолетное знакомство. Нужно изыскать способ как можно скорее побеседовать с Эйнаром Блегеном.

Холмс вернулся после завтрака в свой номер поразмыслить над «некоторыми проблемами», как он выразился, а мне было велено ждать в холле отеля, когда появится Рафферти.

Ирландец вернулся в начале двенадцатого, и мы вместе поднялись в комнату Холмса, где почти нечем было дышать от плотных клубов табачного дыма: верный признак того, что детектив всерьез размышляет над какой-то проблемой, поскольку табак всегда помогал ему сконцентрироваться.