понимаю и обещаю больше не приставать. Я в душ, и пойдем завтракать, а то на работу опоздаем.

С кухни уже тянуло горелым, но сожаление и грусть подкатывали к глазам соленым приливом, и вот-вот готовы были прорвать плотину. Горло сжималось спазмами готовых вырваться рыданий, и я поспешила скрыться в ванной, чтобы не показать этого Вадиму. В конце-концов, он ни в чем не виноват. Не виноват, что поступил, как порядочный человек и привез меня больную домой, да еще и выхаживал. Не виноват, что при виде его в моем халате, я слетела с катушек и сама полезла целоваться. Вадим всего лишь человек, что успешно и доказал, и не смог отказаться от того, что предложили на блюдечке с… какого там цвета у меня полотенце? С синей каемочкой.

Сама дура и сама во всем виновата. Сейчас надо постараться выбраться из сложившейся ситуации с наименьшими потерями — свести общение с Вадимом только к деловым вопросам и, сразу после окончания коллекции, уйти. Зачем быть постоянным напоминанием о несдержанности и неосторожности. Так он сам меня скоро возненавидит. Пусть лучше этот момент останется в моей памяти чем-то светлым и красивым. Легким до головокружения приключением. Как курортный роман. Но отпуск, или в нашем случае, безумие кончилось, в двери постучали трудовые будни, а с ними и реальность в виде Алиски, принадлежащей ей половине компании и обязательствах Вадима.

Завидовала ли я Алиске? Не стану скрывать, да. Мне еще не встречался мужчина, который без лишних слов просто делал то, что необходимо и не требовал ничего взамен. И вряд ли встретится. Я была абсолютно права, когда подумала, что Вадима необходимо занести в красную книгу, ведь это вымирающий вид мужчины.

Хотела ли увести его у Алиски? Конечно, нет. Ведь я не могу дать то, что для него важнее всего — его компанию. А он сам ни за что не сделает ничего, из-за чего сможет ее потерять.

Так что мне остается только наше небольшое сумасшествие и знание, что настоящие мужчины еще не вымерли, даже если остался единственный экземпляр.

А позавтракать мы так и не смогли — омлет оказался в мусорном ведре.

Глава 43. Вадим. Раскаяние?

«Омлет жаль, аромат был чудесный, но что произошло?» — размышлял я по дороге на работу.

Марина тихо сидела рядом и старалась лишний раз не напоминать о себе. А чего я ждал после той речи?

Плохо уже то, что поцеловал ее, что спал с ней — вообще непростительно, а что сказал после этого — лучше не вспоминать. Мало кто из женщин нормально воспримет подобную отповедь, да еще и после всего, что произошло. Но Марина казалась спокойной. Вот только, я же видел, как гаснут искорки в ее глазах, как из мягких и мечтательных они превращаются в холодные и безразличные. Как она закрывается от меня, прячется за фасадом деловых отношений.

Что же, Вадим, ты сам этого хотел. Сам пожелал сохранить этот формат общения. Теперь радуйся.

Я покосился на Марину. Совершенно равнодушно, будто между нами ничего не произошло, она смотрела в боковое окно.

Жалел ли о том, что сделал? Нет, черт возьми. Но и вспоминать не хотел и одновременно боялся забыть.

Так что же мне было нужно? Сохранить все в дальнем уголке памяти, законсервировать ее аромат и нежность. Чтобы, когда будет казаться, что мире не осталось ничего светлого и чистого, вспомнить и, возможно, немного погрустить.

Я и Марину так хотел бы сохранить для себя. Но это слишком эгоистично, слишком нечестно. Она женщина. В полном смысле этого слова. Умная, красивая, нежная. Она заслуживает своего счастья, а не только быть мне утешением в минуты отчаяния.

Думал ли когда-нибудь, что совершаю ошибку, поставив крест на всех отношениях, кроме Алисы? Нет. Никогда. Компания и ее приоритеты всегда стояли во главе угла. Это то, на что наши родители положили целую жизнь, и я не имею право все разрушить, позволить разорвать фирму на части. А для этого две семьи должны объединиться.

Я мысленно вернулся на пятнадцать-двадцать лет назад.

***

— Вадим, собирайся скорее, мы идем в гости к Алисе, — остановила меня мама как раз в то время, когда хотел убежать, чтобы погонять с приятелями в футбол.

— Ма-ам, — протянул я. — Я не хочу к Алиске. Она опять будет показывать своих кукол, мне неинтересно. Я пойду к пацанам?

— Не выдумывай, — одернула меня мама. — Ты уже большой и знаешь, что дядя Олег и тетя Катя не только наши хорошие друзья, но и компаньоны. И ты должен составить Алисе компанию. Договорились?

— А может, она без меня обойдется? — все-таки попробовал настоять я. — У нее что, подруг нет?

— Сын, — папа присел на корточки и сравнялся со мной. Он всегда так делал, показывая, что разговаривает со мной, как со взрослым. — Ты же мужчина. А мужчина всегда делает то, что необходимо и не капризничает. Потому что он мужчина. А сейчас необходимо, чтобы ты составил компанию Алисе. Ты поступишь как мужчина или маленький капризный мальчик?

— Мужчина, — расправив плечи, ответил я. — Только, пап?..

Папа уже встал, но обернулся.

— Кому это необходимо?

— Мне и маме. Твоей семье. Мы собираемся обсуждать серьезные вопросы и не хотим, чтобы Алиса скучала. Она же девочка. Ну что, сын, поможешь маме и папе?

— Помогу, — выдохнул я.

Дом у Алиски был большой. Они недавно его купили и еще не до конца обставили. Я все надеялся, что удастся ее уговорить поиграть хотя бы в прятки. Тогда я мог бы долго-долго ее искать, но вредная девчонка опять потащила меня к своему кукольному дому выше нее ростом и заставила играть в дурацких кукол. Постоянно их переодевать, возить на пластиковых ярко-розовых машинах.

Мне было откровенно скучно, но Алиска веселилась. Постоянно придумывала какие-то новые истории для пластмассовых фигурок с глупыми лицами, и под конец они обязательно женились. Кажется, ей особенно нравилось наряжать свою куклу в свадебное платье и сажать ее в карету с пластмассовыми лошадями.

Пока она в очередной раз меняла на кукле наряд, я подошел к окну — недалеко от дома блестело озеро. Как было бы здорово с разбегу нырнуть, поднять фонтан брызг, почувствовать, как вода выбивает из груди воздух, тащит за волосы, но я оставался в душной комнате, убеждая себя, что делаю это для родителей. Им это нужно.

— Почему ты ушел? — мне в голову прилетело что-то не очень тяжелое, но стало обидно, я резко обернулся.