двинулись автомашины, набитые пехотой. Их было множество — танки уже прошли изрядное расстояние, а машины, идущие вплотную одна за другой, все выезжали и выезжали из села.

Я не отрывал глаз от бинокля — танки уже подходили к минному полю. Я видел только, как волнуются наши минеры — им так хотелось, чтобы каждая поставленная мина непременно сработала.

И вдруг ведущий танк окутался черной пеленою, землю тряхнуло, в утренней тишине прогремел глуховатый, но сильный взрыв. Он покатился полем к лесу и еще долго гремел и перекатывался в лесной чаще.

Когда дым и пыль рассеялись, я увидел перевернутый набок вражеский танк, без одной гусеницы. Машины остановились. С них соскакивали солдаты, рассыпались по полю.

Остальные танки открыли бешеный огонь по селу. С боков и позади нас гулко рвались снаряды, то в одном, то в другом конце села занимались пожары. Один снаряд разорвался у самого командного пункта, над нашими головами просвистели осколки.

Объезжая подбитый, прочие танки расползались во все стороны и по невспаханному полю двинулись прямо на село. Но когда еще один из них подорвался на мине, остальные снова встали и повели артиллерийский обстрел наших позиций.

В наступление пошла пехота. Устрашающе, во весь рост, бежали солдаты к реке, ведя на ходу беспорядочную стрельбу из автоматов.

Когда они приблизились к речке, Микола из своего «максима» подал сигнал к бою. И тут же с опушки леса звонким татаканьем залился трофейный пулемет самооборонцев.

Наступающие сразу прижались к земле, ослабили огонь, а некоторые из них, уже видно было, полегли навсегда. Но вот, опомнившись от первого удара, немцы начали наступать короткими перебежками, сразу во всех концах поля.

Теперь все вражеские снаряды и мины падали и рвались на линии нашей обороны. Целый ливень пуль был направлен в нашу сторону.

Фашисты несли тяжелые потери, однако, видимо, решили первым же ударом выбить нас из села, правильно рассчитав, что именно такой способ будет стоить им наименьших потерь. Самые рьяные из них уже достигли реки, а несколько оголтелых, вероятно в горячке, кинулись в воду.

И как раз в этот критический момент вдруг замолчал наш «максим». Ни минуты не колеблясь, я пополз к пулеметчику, — видать, с Миколой стряслась какая-то беда. Но Микола оказался жив и здоров, только отчаянно ругался, торопливо исправляя что-то у пулемета.

— Заело, — виновато бросил он.

Враг, нащупав на этом участке слабое место и, быть может, предполагая, что пулемет вообще выведен из строя, смело бросился в воду.

Мы с Андреем, точно сговорившись, почти одновременно ударили из автоматов. Спустя минуту яростно набросился на атакующих и Миколин «максим». Он прямо заливался, точно спешил наверстать упущенное.

Наступление немцев выдохлось. Их трупы тонули в воде, были разбросаны по всему берегу, а те, что пока оставались живы, слабо отстреливались. Другие, вскочив на ноги, бежали, бежали до тех пор, пока партизанская пуля не настигала их.

Мы торжествовали — первая атака была блестяще отбита. Кое-кто уже высказывал мысль, что враг отказался от дальнейшего наступления, тем более что оставшиеся два танка повернули обратно. Но я видел, что пехота залегла и стала окапываться. Еще с большим остервенением нас обстреливали из минометов. Было ясно, что враг от наступления не отказался и теперь замышляет против нас что-то новое.

Андрей заряжал автоматные диски. Взглянув на него, я вспомнил про Нелю. Оглянулся на село. Но за нами стояло уже не село, а бушевало море огня и дыма. Хата, в которой мы провели минувшую ночь, пылала, как факел. К командному пункту, пригнувшись, бежала Неля.

Я вернулся на свое прежнее место, но окопчика не узнал — его разнесло взрывом мины.

Мы встретились с ней в запасном окопе.

— Трое раненых и один… — со слезами в голосе сообщила она.

В это время мы заметили, что из леска Степан вел раненого.

Раненый был человек тучный, он покачивался из стороны в сторону, и Степана бросало, словно на палубе корабля во время шторма.

Не сохранив равновесия, они оба упали.

Неля моментально выскочила из окопа. Я крикнул ей вслед, чтобы она остановилась, ибо видел, что место здесь совершенно открытое, но она побежала чуть не во весь рост, только временами припадая к земле.

Вдруг прошелестела мина и квакнула между Нелей и моим окопом. Я забыл наклониться, услышал, как над головой у меня прошумели осколки. Другая мина разорвалась рядом с первой, как раз в тот момент, когда Неля поднялась на ноги. Я видел, как девушка сразу остановилась, откинула голову немного назад, медленно повернулась ко мне лицом и еще медленнее стала клониться к земле.

Я подбежал к ней почти одновременно с Андреем. Неля встретила нас болезненно-виноватой улыбкой.

— Попал, мерзавец… — прошептала она.

Голос ее изменился, лицо сразу же побледнело, стало будто восковое, только глаза были прежними, бархатисто-влажные, бездонные… Но где же их звездный свет?

Она прижимала ладонь пониже сердца.

Мы отнесли ее в овражек, к подводе.

— Степан, принеси мою сумку, — попросила она.

Степан метнулся на то место, где ранило девушку, а я стал искать бинты в повозке.

Андрей склонился над возлюбленной, не отрывал от нее глаз, долгого скорбного взгляда.

— Вот оно как, Андрейка… — слабым голосом заговорила Неля. — Не убереглась… тяжело… жжет… Разрежь мне платье.

Рана была небольшая, чуть ниже сердца в тело впился смертоносный кусок металла. Кровь запеклась, чуть сочилась, наливаясь на светлой коже переспелою вишней.

Я перевязал рану.

Андрей сидел сбоку, у него из глаз катились слезы, и он не замечал их.

— В штаб меня… к доктору… без операции не выживу…

Душу сдавило Острой болью.

— Я жить хочу, — сказала она, подняв на меня глаза.

Над ней наклонился Андрей:

— Ты будешь жить, Неля… Будешь… Ты ведь знаешь….

Что знала девушка, договорить он не мог.

Я позвал Миколу.

— Немедленно в штаб, — приказал я, когда он подбежал к повозке.

Покуда усаживали и укладывали раненых, Андрей стоял ни жив ни