Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тревога поднялась на утренней перекличке, когда недосчитались сразу троих рабов, а после скоротечных поисков не обнаружили даже их тел. Весь третий барак лишили пищи, а с десяток самых подозрительных невольников увели в лабораторию Круккаса, то ли на изощренный допрос, то ли в отместку, для мучительных экспериментов. К полудню, уже на полях, весть о дерзком побеге облетела всех рабов, распространяясь со скоростью пожара. Да и ночью, вопреки обыкновению поменьше разговаривать друг с другом, эрсеры в бараках только и делали, что обсуждали этот побег. Иногда затихали, прислушиваясь то к шуму бронированных глоссеров, то к ругани возвратившихся ни с чем преследователей. Беглецы как в жидкую грязь канули. Они словно растворились в воздухе или превратились в диких зверей. И хотя говорили, что по следу безумцев пустили безжалостных Даггеров, но и эти твари не сумели учуять дерзкую троицу.
«Значит, все-таки есть выход? Не бывает безвыходных положений? – так думала Аста, не смыкая глаз даже под утро. – Наверное, и я могла бы поискать СВОЙ выход. Главное, даже не найти его, а не переставать искать. Не перестать… Не перестать…»
В ней словно вспыхнула лампочка надежды, которая, как ей казалось, давно перегорела и разбилась от ударов бичей надсмотрщиков. И ей вдруг страстно захотелось СВОБОДЫ, а там – будь что будет! Беглецы оставили после себя доброе наследие, напомнив один из древних имперских девизов: «Don't given up!».
«Не сдавайся!»
«Ни один взрослый землянин не способен претерпеть унижение с пользой для себя!» – вспомнилась Асте еще одна частица наследия предков. «Так уж и не один?» (Хотя она уже позабыла, кто так ГОВОРИЛ, но вспомнила, что когда-то была приверженкой наследия этого древнего землянина.) «Точно… Если он простил, значит, оно вросло в его жизнь, значит, он отождествил себя с причиной своего позора. Значит, он перестал быть землянином».
…Лагерный ветеран Корнеич, с трудом переводя дыхание, пытался успокоить заполошно стучащее сердце. Они наконец-то добрались до входа в Подземные Пустоты. Дальше начиналось царство Дромма, как величали божество подземного царства еще при той прапрарслигии аборигенов Тарсиса; в отличие от имени божества, от них самих не осталось не только имен, но даже названий племен и народностей.
Сюда можно было забрести лишь от большой нужды или от скудоумия, да вот только ни нуждающихся, ни скудоумных больше никто не видал. Говорили, что тут из недр периодически сочатся настолько едкие газы, что они растворяют даже почву. Оттого-то они и образовались – Подземные Пустоты Дромма… Что уж говорить о людях, если камни не выдерживают!
* * *
Сверху эти места выглядели как причудливых форм плоскогорье, лишенное какой-либо растительности, сплошь и затейливо изрезанное трещинами, уходящими вглубь бездонными пропастями. И докуда долетал взгляд – все тянулось и тянулись эти мрачные темно-серые складки, а в каких глубинах терялось дно провалов, и вовсе никто не ведал.
Старик вспоминал невероятные события прошедшей ночи. И уже начинал сомневаться, а было ли все именно так? Да и кому в это поверится… Все началось ночью, с торопливой побудки после короткого беспокойного сна, и выхода в замкнутый двор. Из барака выскальзывали по одному, сначала Корнеич, как старожил, знающий каждый миллиметр территории, потом – Ира, и замыкал шествие Сол. Потом эта парочка о чем-то перешепталась, и гигант куда-то исчез, а девушка, вытащив заранее заготовленное и припрятанное Корнеичем тряпье и веревки, соорудила некое подобие подушек.
Далее они со стариком привязали их поочередно друг другу на спины. И тут началось… Откуда-то из ночной тьмы спикировала гигантская птица и, ухватив когтями старика и девушку за тряпичную сбрую, взмыла вверх. Старик со смешанным чувством ужаса и восторга наблюдал, как внизу проплыла ненавистная ограда лагеря, периодически перемежаемая сторожевыми вышками-треногами, как импульсно простреливают над стеной тоненькие сканирующие лучи, как… Конец путешествия он не помнил, подкатило головокружение, ослабевшее сознание просто-напросто отключилось. Когда он очнулся, лежа на земле, птицы уже не было и в помине. Сол и Ира приводили его в чувство, и у них это даже получилось. Дальше, в проклятую зону Подземных Пустот Дромма, уже вел он, и, похоже, они достигли ее раньше, чем преследователям удалось напасть на след…
– К добру или к худу… что мы сюда… заползли… Все равно что западня… – Старик раскашлялся, изможденно опускаясь на большой плоский камень.
– Нет ни добра, ни зла, Корнеич… Есть только поступки, как шаги на дороге в будущее. Даже если эта дорога для кого-то закончится на первом шаге, – задумчиво сказал Сол, поудобнее умащиваясь рядом. Ира прошла дальше и присела у стенки, прислонившись спиной к прохладной каменности.
– Может быть… Узнать бы только, по правильной ли дороге будут сделаны наши последние шаги… И в чем наше предназначение в жизни. Зачастую очень даже правильные действия потомки истолкуют, как первородное зло… Возьмем хотя бы… Иуду, например. Знаешь, парень, а ведь это благодаря ему Иисус Христос стал мессией.
– Как можно благодарить предателя, Корнеич?
– Да не был он предателем… Не был. В том-то и дело. Сдается мне, что это именно он был самым верным учеником. И наиболее преданным из всех. Только фанатик мог пожертвовать собой ради Учителя. Да не просто жизнью, а добрым именем и репутацией потомков… Ведь не мог же Христос явиться с повинной к римлянам и восстание поднять не мог, не к тому призывал. А публичной жертвенности откуда взяться, спрашивается?.. О, Иисус был величайшим командиром всех времен и народов! Ему необходим был лжепредатель, он это понимал, как никто. Понимал, что ничем особо не рискует. Иначе бы непременно попросил у Отца упоминаемые в Книге двенадцать легионов ангелов… И только пух и перья полетели бы от плюмажей со шлемов римлян. Да что там легионы, он и мечи-то, заранее припасенные, в ход пустить не дал… Нужен был ему такой человечек. Ох как нужен… Да и Иуда потом понял, что к чему. И согласился на вечное проклятие только из крайнего фанатизма. А сребреники – так, антураж. Их специально так мало было. Римляне за такого врага, как Иисус, тридцати тысяч не пожалели бы… А Иуда что? Повесился на осине, не выдержал бремени, но вешался он, наверняка сознавая, ЧЕМ ему обязан Христос. А вот потомки…
– Знаешь, Корнеич, у меня на этот счет свое мнение… Был ли он вообще, этот пресловутый Иуда? Может, и не было его вовсе, а? Может, Христос выдумал его поступок от отчаяния. Это все-таки получше будет, чем признаться в том, что ты ничему путному так и не сумел научить своих апостолов. Лучше один предатель, чем двенадцать равнодушных трусов.
– Ты хочешь сказать – лучше один явный, чем двенадцать тайных. Равнодушие – это ж, как ни крути, молчаливое предательство Общего… Да нет, я знаю – был он… Иуда. Был…
Сол пристально поглядел на Корнеича.
– Откуда в тебе это, старик?
– Знаешь, сынок… – помолчав, сказал Корнеич. – Был такой умный прапредок, жалко не мой. Звали Спиноза. Он говорил: «Бедность – второе наказание после смерти». Наверное, он не ведал рабства. Ведь рабство – оно как бы апофеоз нищеты. Даже тело не является твоей собственностью. Только дух… У кого его еще не вышибли. Наказание рабством – вот высшая кара. Высшая пожизненная мера. А смерть – она просто вне конкуренции. Нулевая, так сказать.