Пожав мне руку и панибратски хлопнув по плечу, Фило представил трех членов своей свиты, ближайших друзей, также изъявивших желание со мной познакомиться. Но, по-моему, в глазах друзей такое желание отсутствовало; вместо него сквозила плохо скрываемая подозрительность. Да и друзьями хозяина представленная мне троица, похоже, являлась лишь во вторую очередь. Основной задачей этих друзей-товарищей было исполнять обязанности телохранителей. Об этом лишний раз свидетельствовала их одинаковая необщительность. А когда я всмотрелся в их лица, то узнал в одном из приятелей Фило вчерашнего соглядатая, парочка коих пасла меня до дома Анны.

Согласно скитальческой традиции, никто, в том числе и диктатор, не имел права заставить скитальца расстаться с оружием. Я мог на законном основании стрелять в любого, кто попытался бы принудить меня к этому. Такое требование считалось в Терра Нубладо смертельным оскорблением, и даже пленным его не предъявляли; если те желали выжить, сдавали оружие сами. Фило чтил традиции, но, очевидно, сомневался, чтит ли их Проповедник. Этим и объяснялось присутствие «друзей», представить которых званому гостю в их истинной ипостаси было для хозяина неудобно.

Я не забыл предупреждение Анны и вел себя подчеркнуто сдержанно, чего нельзя было сказать о властителе провинции, который подкреплял свои слова энергичной жестикуляцией, ежеминутно хлопал меня по плечу или хватал за рукав. При этом не переставал нахваливать свою широту души, благодаря которой у Фило имелось так мало врагов и много друзей. Я вежливо кивал, соглашаясь, хотя, будь мы с Фило на дружеской ноге, посоветовал бы гнать добрую половину придворных нахлебников поганой метлой – ничего, кроме как проматывать казну, они, один черт, не умели.

Анна, выступавшая в роли моей сопровождающей, плелась за нами по коридорам дворца со скучающим видом, однако не покидала нашей мужской компании. Вероятно, целительницу тоже пригласили на завтрак. Это подтверждало уже известные мне факты о принадлежности Анны к высшему свету, что ничуть не мешало ей соблюдать кодекс лекаря и заниматься врачеванием также за пределами дворцовых стен.

Я делал вид, что внимаю каждому слову Фило, вежливо улыбался его соратникам, задавал дежурные вопросы и старался не придавать значение фамильярным манерам высокопоставленного собеседника. Переводить разговор в деловое русло было пока рановато. К тому же Анна наверняка уже известила Фило, о чем я хотел с ним потолковать, поэтому рано или поздно он должен был рассказать о Кассандре без напоминаний.

Гостевой зал резиденции Фило был своеобразным эпицентром, откуда и исходили взрывные волны каждодневного веселья, раскатывающиеся потом по всему дворцу. Уборка в гостевом зале, судя по всему, производилась в первую очередь, но скрыть последствия буйных пиршеств косметическими мерами здесь было уже нельзя. Дух хмельного угара засел в этих стенах настолько крепко, что его уже не мог выветрить ни один сквозняк. Слуги накрыли столы чистыми скатертями, что еще хоть как-то придало помещению культурный вид, но пол сразу же выдавал, чем здесь занимаются ночи напролет. На полу гостевого зала была практически написана история дворца времен правления нынешнего диктатора. Можно было предположить, что Фило проводит тут все городские мероприятия, включая турниры фехтовальщиков и скачки, поскольку так испоганить паркет могли только клинки рубак и подковы лошадей. А в дальнем углу зала виднелось большое, переходящее с пола на стену пятно копоти. Или недавно здесь произошел пожар, или это были всего лишь последствия одного из дворцовых развлечений, например соревнования по прыжкам через костер в закрытом помещении. Ковры в столовой отсутствовали. Наверняка их тут и не расстилали, потому что даже щедрому Фило надоело бы каждое утро выбрасывать их и менять на новые.

К моей радости, хозяин уселся по другую сторону стола от меня. Сядь Фило рядом, и я бы точно вскоре поперхнулся из-за его отвратительной привычки хлопать собеседника по плечу. Анна без приглашения заняла место одесную диктатора, чем вызвала мое удивление. Такой привилегией не обладали даже члены свиты, покорно дождавшиеся, когда их попросят пройти за стол. Для меня последовало персональное приглашение, и я с благодарностью им воспользовался.

Похоже, Фило с друзьями обучались в одной школе хороших манер и вместе сбегали с занятий, на которых преподавали культуру поведения за столом. Ножами, как и предупреждала Анна, здесь не пользовались, но вилки, к счастью, были еще в ходу. Дама была единственной в нашей компании, кто пытался соблюдать хотя бы элементарные правила этикета: молчала во время еды, выбирала ту пищу, которую не приходилось рвать зубами, сдерживала отрыжку и не ковыряла в зубах вилкой. Анна всеми силами старалась сохранить достоинство в этом обществе, которое даже после поверхностного знакомства с ним уже не казалось высшим. Дабы не смотреться среди хозяев белой вороной и одновременно не уронить достоинство в глазах дамы, мне пришлось выбрать золотую середину между уподоблением невежественному Фило и аристократическими манерами. Впрочем, нашу даму дворцовое бескультурье, похоже, давно не шокировало, поскольку лицо Анны оставалось равнодушным в течение всего завтрака.

Я понадеялся было, что прием пищи временно утихомирит болтливого «гнома», но, как выяснилось, набитый рот не являлся для Фило помехой при разговоре.

– О, поверь, амиго, поймай мои люди Твердолобого раньше тебя, я бы казнил пирата самой суровой казнью, – уверил меня диктатор, когда речь зашла об уничтоженной в его провинции банде одержимых. – Не думай, что мы сидели тут сложа руки! В последний раз моя речная полиция выставила на пути Либро мощный заслон. Но негодяю удалось прорваться через него. С тех пор у меня больше нет речной полиции, хо-хо!..

Непривычно было слушать, как некогда воинственный диктатор сегодня с легкостью распространяется о своих поражениях. Однако в этом тоже проявлялась душевная широта Фило, не делающего особой разницы между растранжириванием казны и жизнями своих подданных.

Пока диктатор в красках описывал, как Либро в пух и прах разгромил его речную флотилию, слуга принес по моей просьбе графин с водой и кружку, которая, даже будучи чисто вымытой, все равно отдавала терпким тропесаром. Мои вкусы оказались для Фило настолько неожиданными, что он от удивления оборвал рассказ на полуслове и прекратил жевать.

– Тебе не нравится мое вино, амиго? – огорченно насупив брови, вымолвил диктатор, кое-как проглотив непрожеванный кусок.

– Уверен, ваше вино превосходное, – поспешил утешить я его. – Просто отказ от употребления вина есть один из принципов всех слуг Баланса.

– Иметь жизненный принцип – это хорошо. Уважаю, уважаю, – закивал Фило. «Друзья» посмотрели на него, переглянулись и тоже покачали головами. – Но по-моему, амиго, такое воздержание совершенно излишне. Я не отказывался от выпивки, когда был обычным скитальцем, не отказываюсь и сегодня. Ты слышал, чтобы в Терра Нубладо выпивка кого-нибудь свела в могилу? Я, конечно, не имею в виду пьяные поножовщины или что-то в этом духе. А раз от пьянства нет вреда, зачем налагать на себя какие-то обеты? В свободном мире мы должны радоваться и веселиться всеми доступными способами, в чем же иначе смысл нашей жизни? Вот скажи, в чем ты видишь смысл своего существования?