— За это тебя и того?

— Да нет! Я сам устроил это… Манипулировать таким быдлом… Это детская игра. Они теперь уверены, что уничтожили меня. Морально и почти физически.

— Ты не сказал, кто будет противостоять этой тьме, — вернул я его в русло рассказа.

— Ты будешь. И только ты. Я понял это, когда увидел тебя с теми ребятами, в лагере.

— Их убили всех, ты знаешь?

— Их убили сразу же после победы на выборах. И вместо них пришли другие. Те, что не гладили кошку.

— Опять эта кошка! Что в той кошке? — вспыхнул я.

— Если у человека нет тактильных ощущений, он не будет гладить кошку. Это ему не нужно и не понятно.

— Ты хочешь сказать, что именно это отсутствие и есть определяющее для этих… Ну, кто грядет?

— Грядет, бредет… — пробурчал Аякс. — Тактильные ощущения могут отсутствовать у психа, у дебила. Но он бы и двух слов не связал в этом случае. Он бы, вообще, начал жизнь с того, что помер.

— Ты знаешь, когда все началось, меня преследовали предметы, совершенно чуждые на ощупь. Я думал, что у меня нарушения, — вспомнил я неприятности с часами, ручками, пуговицами.

— Началось все не тогда. Я думаю, гораздо раньше. Кто-то очень давно пытался вывести тебя на особый путь. Но это так, не зазнавайся, — весело поглядел Аякс, — тебя ждет борьба.

— Ура. — тихо сказал я. — Я сейчас пойду войска подымать. С кем бороться? Я сейчас пойду, Виктору расскажу. На самом деле тут психи, у которых пальцы не такие. Это они вентиляторы с лазерами на нас напускают, потому, что я такой умный.

— Ты сам все видишь и понимаешь. И только ты способен сделать так, что враг, а это враг, не сможет в итоге сделать ничего. Даже если он неосязаем, даже если только ты чувствуешь его.

— А почему я!?

— Ты очень умный, Майер, — важно произнес Аякс.

— Ты можешь хоть на секунду перестать говорить словами плохого перевода “Матрицы”! — Аякс совсем разозлил меня.

—Ага, значит, ты держишь ухо востро. Не обижайся и не задавай вопросов —« почему я?» Кто же, если не ты? Неужели ты думаешь — твоя жизнь навсегда сведена до уровня безумного очковтирательства, которым назывался твой бизнес? Ты, что, об этом мечтал?

— Ну, знаешь, я кроме того меньше всего мечтал быть главой движения сопротивления непонятно чему. Или кому, — признался я.

— Неправда, — кратко резюмировал Аякс. — Пойдем к станции.

Мы пошли по тропинке сквозь дюны. Но нас сразу же остановил двузубый дед в очках запредельных минусов .

— Scusi, segniori! Non recomendo andare fra questo sentiere con piedi nudi! — прошамкал он

— Чего? — не понял я.

— Serpenti qua! Sta attente!

— А…, — промычал я.

— Он сказал — осторожно змеи, — помог мне Аякс.

— Но где они? В траве что ли?

— Вот смотри. Как похоже. Кругом змеи, мужик сказал. И, мол, босиком не надо. А ты не веришь.

— Ну как… Я верю. Но не очень. Чего им на меня нападать? Иду я себе, — меня действительно совсем не пугали змеи, даже если они и были тут.

— Вот, хочешь фокус? — Аякс присел на корточки, сжимая в руке подобранный на тропинке прутик. — Подойди ближе.

— Протяни руку над травой, — показал он взглядом на окружающую тропинку растительность, — и закрой глаза.

Я не ожидал от Аякса никакого подвоха и выполнил его просьбу.

— Что ты чувствуешь? — спросил Аякс.

— Ничего. Тепло от травы.., — начал было я. И вдруг, как ударенный нежданной судорогой, сжал ладонь. В ней хрустнуло что-то холодное и неприятное. Открыв немедленно глаза, я увидел, как из моей разжимаемой ладони падает на землю мертвая змея.

— Ну и шутки у тебя, Аякс, — я даже не успел испугаться или ощутить что-то.

— Я просто спровоцировал её. А ты уже сам. Ты понял, что надо делать?

— Ты о чем?

—Обо всем. Если врага не видно, его нужно выманить. Если он поддастся на это, дальше уже пойдет само, — заключил Аякс.

— А попроще нельзя было такую банальность изложить? — возмутился я.

— Ой, смотри, — Аякс показал рукой в сторону моря, — сейчас пегас взлетит!

Действительно, скачущий в упряжке жеребец стал разворачивать сверкающие белизной крылья. Зрелище было потрясающим.

— Аякс, это же невозможно! — закричал я, оборачиваясь в поисках поддержки.

Только что Аякс стоял сзади меня. Теперь там никого не было. Вдоль моря скакал давешний, обычный конь. В траве лежала мертвая змея.

Который раз в жизни я стою в очереди на посадку в самолет? Сколько расстояний от Земли до Луны я пролетел? Вот и сейчас я, в который раз займу свое место у иллюминатора и под натужный рев турбин, закрыв глаза, буду убеждать себя, что думаю о том, что произошло совсем недавно. А если честно — хочется домой. Хотя, тоже вопрос, что такое для меня сейчас дом? Главное, при регистрации билета не забыть, что и имя, и все остальное в моем паспорте новое. Вот уже прошла стайка прилетевших моим самолетом пассажиров из Империи. Сейчас его перезаправят, запихают багаж всех тех, кто стоит неподалеку от меня. Кто придумал такое мерзкое название для зала между паспортным контролем и выходом к самолету — накопитель. Нас в этом накопителе человек сто. Подавляющее большинство — жители Империи, но есть и другие. Вон семья с грудным ребенком — явно немцы. Вон негр, синий как эфиоп. Судя по выговору — коренной украинец. Все, видно в громадное окно, как багаж упрятан в самолетное чрево и к стойке последнего контроля подошла девушка. Несмотря на то, что аэропорт в Латинии, вся обслуга имперская. Таков стиль авиакомпании, которой я лечу. Да и непросто латинянам обслуживать имперских пассажиров, никакого языка кроме русского, как правило, не понимающих. Ну, и чего она мнется? Давай, впускай! Девушка подняла телефонную трубку и слушала какие-то инструкции. Потом положила трубку и заперла на ключ открытые уже было двери, ведущие к самолету.

Прибежал щекастый молодой человек в костюме. На шее у него болталась веревочка с привязанной бирочкой. На бирочке можно было разобрать надпись «Представитель авиакомпании Лот и сыновья». Молодой человек начал говорить, не обращаясь ни к кому.

— У нас небольшая поломка на борту. Нет-нет! Ничего важного — просто перегорела лампочка на панели управления. Сейчас техник её заменит, и мы полетим.

— Ты-то никуда не полетишь, — пробурчал угрюмый мужчина. — А мы сиди жди.

Чего это он так сразу злится?

Спустя полтора часа так ничего и не изменилось. Все терпеливо ждали и никаких манипуляций вокруг, да, наверное, и внутри самолета, не происходило. Терпение постоянно переходило в раздражение и грозило вылиться в скандал. Опять прибежал щекастый.