Король явно симпатизирует Гусу, найдя в нем союзника в своем противостоянии с архиепископом. Такого союзника, который не боится разоблачать существующие массовый разврат и коррупцию церкви, и, главное — за которым идет «простой народ». И если Ян Гус, несмотря ни на что, продолжает читать свои проповеди в Вифлеемской часовне, собирая на них тысячи слушателей, то только благодаря покровительству короля Вацлава.

А вот в реакции Вацлава Четвертого на сообщение Гуса, уже могут быть варианты. По крайней мере, два.

Король может воспользоваться возможностью, оказав услугу церкви, тем самым, улучшить отношения с архиепископом Збынеком, а заодно и реабилитировать в его глазах — по крайней мере, частично — Яна Гуса, объяснив архиепископу, кто на самом деле, является первоисточником информации о «дьявольской книге».

Или Вацлав, про которого известно, что он — эстет, владелец одной из самых больших библиотек в Европе и коллекционер разных древностей, сам заинтересуется книгой и захочет купить ее, наплевав на архиепископа, церковь и возможность примирения с ними.

И в обоих этих вариантах король точно захочет сам увидеть книгу!

Но ведь книги больше нет!

Киршнер оторвался от зрелища поглощения поленьев языками пламени в камине, вышел к лестнице и снова позвал Штепана.

— Твой внук еще не спит? — спросил он, когда слуга спустился.

— Нет еще, господин Киршнер, — ответил старик. И добавил, видимо, наболевшее: — Уложишь его спать!..

— Вот что, Штепан. Мне нужно срочно отправить его в монастырь, прямо сейчас. Это возможно?

— Что поделаешь, раз дело такое срочное, он сбегает. Сейчас позову его.

Швейцар, кряхтя, стал снова подниматься по лестнице, и Киршнеру стало неловко, что приходится гонять старика по ней туда — сюда. Через минуту сверху послышался радостный детский смех, и в следующий момент мальчик уже стоял перед магистром, с нетерпением ожидая нового опасного поручения. А лестница уже снова скрипела под его тяжелым дедом.

Киршнер присел перед ребенком на корточки.

— Филип, нужно снова сбегать в монастырь, к сестре Камилле. Ты уже был там. Сумеешь пробраться и найти ее в монастыре?

— Конечно, господин Киршнер, — весело ответил мальчик. — Не сомневайтесь!

— В монастыре дождешься всенощной, — начал «инструктаж» хозяин, — когда монахини соберутся на молитву…

— Да я ж уже знаю, господин Киршнер, не беспокойтесь, я все сделаю. — Что передать сестре Камилле?

— Передай, что я буду ждать ее утром, в первый час, в капелле. Как в прошлую встречу. Скажи еще, что дело очень важное и срочное… Повтори.

— В первый час, в капелле, как в прошлую встречу, дело важное и срочное — повторил Филип и собрался уже бежать, но Киршнер поймал его за рукав.

— Будь осторожен, Филип, смотри внимательно по сторонам. Разбойников много ночью, не попадись им. И когда проберешься в монастырь…

Мальчик вырвал рукав и сказал обиженно:

— Вы мне это каждый раз говорите, господин Киршнер. Я не маленький, сам понимаю. И не в первый раз уже…

— Ну, беги тогда, да смотри зорко по сторонам, — улыбнулся магистр. — Смотри, передашь — и сразу обратно.

— Я быстро!.. — донеслось в ответ уже из-за двери.

* * *

Какой мерзкий тип, а ведь уберег от греха!

В то самое время, когда Чехович с Киршнером вели светскую беседу в доме последнего с изображением льва и арфы над воротами, совсем недалеко от них, на соседней улице, Ян Гус, сидя в своей комнате, вспоминал события этого утра и строил план дальнейших действий по изгнанию немцев — из университета и из Праги.

Накануне они с Мартой, прислугой Киршнера, которую так вовремя послал ему Господь, договорились встретиться этим утром, чтобы та показала ему «дьявольскую книгу» своего хозяина. И весь остаток дня, а затем и всю ночь перед встречей, Гус мучился вопросом — как поступить, если окажется, что книга эта реально существует?

Самым простым и логичным было бы взять ее, как вещественное доказательство, и привлечь Марту в качестве свидетельницы того, что книга эта действительно принадлежала Киршнеру.

Но ведь это — кража, как ты ее не называй. И хотя, суд святой инквизиции, если он состоится, скорее всего, не будут интересовать малозначащие подробности, вроде той, как книга оказалась у Гуса, но Ян Гус — не вор, и никогда им не был.

Что ж, можно и не забирать книгу, а лишь взглянуть на нее собственными глазами и убедиться в ее существовании и принадлежности Киршнеру. Но… Он, Гус, со своими проповедями, обличающими католическую церковь, — как заноза в заднице у ее руководства. А Иоганн Киршнер — уважаемый и авторитетный ученый, все труды которого полностью соответствуют Священному Писанию и учению церкви (Гус — то хорошо знает, чего на самом деле стоит его «праведность» — ну, и что ему делать с этим знанием?). В такой ситуации попытка обвинить Киршнера в колдовстве, скорее всего, приведет к тому, что церковь обвинит его самого — она найдет, в чем. И даже свидетельство Марты не поможет, да и не испугается ли она тогда свидетельствовать против Киршнера?

С такими противоречивыми мыслями встретился он утром с Мартой у дома ее хозяина, решив в последний момент, что надо уже, в конце — концов, хотя бы взглянуть на книгу и убедиться в ее существовании, а там — видно будет. Господь подскажет, что делать дальше.

Но оказалось, что Господь все решил еще раньше. Когда Марта ввела его в дом, дорогу в кабинет Киршнера им преградил огромных размеров старик — швейцар, омерзительный и наглый, и повел себя так решительно, что Гус тут же понял, что взять эту крепость нечего и думать. Пришлось просто заставить служанку поклясться, что она действительно видела книгу у Киршнера — и ограничиться этим.

С юности он привык ставить перед собой задачи — и добиваться своего. Упорство и упрямство были теми качествами, которые помогали ему. Именно благодаря им, он, юноша из нищей семьи, сумел поступить в университет, закончить его, и пройти путь от вечно голодного студента, питавшегося каждый день одной гороховой похлебкой и закусывавшего ее ложкой, самостоятельно сделанной из хлебного мякиша, до ректора. Главное было — всегда двигаться шаг за шагом, чтобы каждая следующая цель была выше предыдущей. Как по лестнице.

Теперь главной целью было изгнать немцев — если не вообще из университета, то по крайней мере, с руководящих должностей в нем. Да и во всей Чехии. Он объявляет свой личный «крестовый поход» против засилья немецкого языка, немецкой науки, немецкого богословия… Да-да, и богословия тоже. А немецкое богословие в Пражском