Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Ленина в этом году – последний относительно спокойный день рождения. В 2017-м уже начинают бушевать страсти по поводу векового юбилея Октябрьской революции, и вождю ее наверняка придется туго, а вот в 2016-м ничего особенного с ним не произошло – разве что при желании можно отметить сто лет со времени создания его знаменитой работы «Империализм как высшая стадия капитализма». Да и то она была только написана в 1916-м, а опубликована уже в Петрограде в 1917-м, когда Ленин вернулся из эмиграции и азартно включился в политическую борьбу. В 1916-м же Ленин мирно сидел в Цюрихе и рассказывал соратникам, что до следующей революции в России он не доживет, ибо ждать ее еще очень долго. В Цюрихе в то время нашли убежище от мировой войны самые разные люди. Здесь устроил свой модернистский двор Джеймс Джойс, сочинявший «Улисса», здесь на Шпигельгассе веселые молодые люди, прячущиеся от мобилизации в своих странах, открыли знаменитое «Кабаре Вольтер» и учредили самое интересное из авангардистских течений в искусстве – дада. Забавно представить себе, как сорокашестилетний Владимир Ленин прогуливается по Шпигельгассе мимо корчащих рожи Ганса Арпа и Тристана Тцары, после чего обменивается неторопливыми поклонами с остроносым ирландцем, который в компании прекрасной черноволосой жены Норы направляется в локаль выпить местного красного. Искушение увидеть главных политических, арт– и литературных революционеров XX века в одной компании, хлопающих друг друга по плечу, заказывающих пиво по кругу, было столь велико, что британский драматург Том Стоппард сочинил пьесу «Травести, или Комедия с переодеваниями в двух действиях», где собрал их всех на одной сцене. Впрочем, действие ее происходит в самом начале 1917 года, в России случилась революция, а русский эмигрант Ленин сидит в цюрихской библиотеке с ирландским эмигрантом Джойсом. Входит Крупская, которую в пьесе зовут просто Надя.
Надя очень взволнована. Увидев, где сидит муж, она устремляется к нему. Они начинают беседовать: все первое действие Ленин и Надя говорят по-русски.
НАДЯ. Володя!
ЛЕНИН. Что такое?
НАДЯ. Бронский пришел. Он сказал, что в Петербурге революция!
ЛЕНИН. Революция!
В этот момент Джойс встает и начинает шарить по карманам, разыскивая листки, на которых он записал что-то нужное ему для работы. Тем временем Ленин и Надя продолжают беседовать, Джойс выуживает из карманов листочки один за другим и читает вслух то, что на них написано.
ДЖОЙС (зачитывает первый листок). «Безотрадное наслаждение… пузатый Аквинат… Frate porcospino…» (Решает, что этот листок ему не нужен, сминает его и выбрасывает. Находит следующий.) «Und alle Schiffe brücken…» (Решает, что это пригодится, и кладет листок обратно в карман.) «Entweder иносущие oder единосущие, токмо, ни в коем случае, не ущербносущие…» (Решает, что и это ему пригодится.)
Между тем Ленин и Надя продолжают свою беседу.
ЛЕНИН. Откуда он знает?
НАДЯ. Написано в газетах. Он говорит, что царь собирается отречься от престола!
ЛЕНИН. Что ты!
НАДЯ. Да!
ЛЕНИН. Это в газетах?
НАДЯ. Да, да. Идем домой. Он ждет.
ЛЕНИН. Он там?
НАДЯ. Да.
ЛЕНИН. Газеты у него?
НАДЯ. Да!
ЛЕНИН. Ты сама видела?
НАДЯ. Да, да, да!
(Перевод Ильи Кормильцева)
Внимательный читатель, хорошо знакомый с романом, который Джойс сочинял в Цюрихе во время Первой мировой, узна́ет в реплике Нади пародию на последнее слово в «Улиссе», на знаменитое «да», сказанное Молли Блум нашему миру.
Не знаю, верна ли легенда о Ленине, играющем с Тцарой в шахматы в «Кабаре Вольтер», но можно быть совершенно уверенным в том, что русский революционер время не терял и много работал. «Империализм как высшая стадия капитализма» – труд довольно серьезный, несмотря на подзаголовок «Популярный очерк»; Ленину пришлось провести немало времени в цюрихской библиотеке, куда его поместил в «Травести» Том Стоппард.
Тот, чье детство, отрочество и юность пришлись на советское время, наверняка вздрогнет, услышав название этой книги – ведь «Империализм» был инструментом особо жестокой идеологической пытки в школах и вузах СССР, его заставляли читать, изучать и даже учить наизусть. Однако если попытаться свежим глазом посмотреть на эту ленинскую работу сегодня, то она покажется довольно любопытной, хотя и сильно устаревшей. Но вот следующая его вещь, «Государство и революция», сочиненная уже в революционном 1917-м, – несомненная классика, причем актуальная. Делают ее таковой не только собственные достоинства – но и некоторые события последних месяцев и лет.
Нашумевшая весной 2016 года статья председателя Следственного комитета Александра Бастрыкина в «Коммерсанте» о том, как следует обустроить Россию[19], хоть и представляет собой осторожно высказанную версию столь популярного в стране полуфашистского бреда, тем не менее содержит в себе одну достойную внимания деталь. Речь не о каком-то отдельном высказывании, скорее о невысказанной идее, за которой полусознательно следует мысль бывшего главного комсомольца ЛГУ[20]. Крайние меры, на которые столь щедр язык Бастрыкина, вроде ограничения прав и свобод граждан, а также китайских экзекуций в отношении интернета и т. д. – все это оправдывается интересами «государства». Не отдельные люди и даже не общество, а государство – вот главная ценность русского мира, вокруг которой следует строить абсолютно все, включая и какуюто особенную идеологию. Любопытно, что здесь Бастрыкин явно переворачивает обычную марксистско-ленинскую логику; согласно Марксу (и не только ему) не идеология дополняет величественное здание государства, а наоборот, она представляет собой одновременно идеальный фундамент, идеальный материал и идеальную цель госстроительства. В бастрыкинских речах – которые в данном пункте почти не отличаются от выступлений прочих путинских чиновников, да и самого президента – идеология лишь одна из функций государства. Государство же не определяется ни классово, ни идеологически, ни каким иным образом. Примет у государства нет, кроме того, конечно, что оно должно быть безграничным и самодостаточным одновременно. Не государство для общества и даже не общество для государства – отнюдь, просто одно только государство, тело которого включает всю страну до последнего человека. «Русский мир» и есть государство, а государство и есть «русский мир».
Подобный вздор мог бы вызвать у Ленина даже не приступ его патентованного бешенства, нет, всего лишь ядовитую усмешку. Кто-кто, но он-то знал, зачем устроено государство, чему оно служит и какова его природа! Это не значит, конечно, что взгляды Ленина были верными – наоборот, в построениях «Государства и революции» множество передержек, а то и просто логических ошибок и подтасовок. Но следует признать – по сравнению с замшелой бастрыкинской мистерией вечного государства ленинская концепция выглядит очень современно и остро.