Оставив бессмысленные угрозы, Анна-Мария решила воззвать к совести Джона.

– Скажите, друг мой, – последние слова она произнесла особенно приветливо и мягко, – почему вам доставляет удовольствие дразнить меня?

– Дразнить вас? О, госпожа, как можно?!

Оставалось только догадываться, в возможности чего сомневался Джон: дразнить юную баронессу или подозревать его в этом. Анна-Мария, разумеется, наивно подумала о первом. Вероятно, второго она не допускала вовсе.

– Но в таком случае, почему вы не хотите ответить мне?

Появление Лайзы избавило дворецкого от необходимости отвечать на все неудобные вопросы баронессы Грей. Девушка оставила его в покое, накинувшись на свою горничную с жалобами на дворецкого и мольбами помочь ей. Воспользовавшись шумом, Джон ускользнул в сторону кухни.

Впрочем, одиночество дворецкого длилось недолго. По прошествии пары минут на кухне показалась Лайза.

– Господин Джон, – заговорила она с порога, не дожидаясь позволения, – боюсь, ваши мучения еще не окончены. Госпожа прислала меня выяснить, что вы принесли.

Улыбку горничной удалось скрыть от дворецкого, но дрожащий от смеха голос с головой выдал ее. То, что девица позволило себе вольность и явное неуважение, не осталось незамеченным.

– Не вижу ничего смешного! – воскликнул он, сурово посмотрев в сторону Лайзы.

– Разве? А, по-моему, очень забавно наблюдать, как баронесса не может угадать очевидного. Ведь в коробке платье, которое она заказывала к маскараду.

Джон задумался. Улыбнулся. Не говоря ни слова, раскрыл коробку и разложил на столе перед Лайзой бальный наряд.

Это было одеяние из темно-синего бархата, украшенное расшитое серебряными нитями. Замысловатый узор был в свою очередь дополнен драгоценными камнями. Камни переливались радугой в тусклом свете, проходящем сквозь кухонное окно, и немыслимо было представить яркость их сияния под сотнями свечей бальной залы.

– По поручению его благородия я внес некоторые изменения в материалы платья. Барон желал подарить наряд своей супруге на День рождения, но выбранный баронессой не подходило для этой цели.

Джон сунул руку за пазуху и извлек на свет маленькую коробочку. Лайза с его позволения открыла ее. На дне коробочки лежали шпильки, как и платье, украшенные драгоценными камнями. У горничной перехватило дыхание: она не только говорить, но даже вдохнуть не могла. Безупречные камни, безупречная работа – воровка повидала много драгоценностей за свою жизнь, но ничего хоть вполовину настолько прекрасного никогда не встречала.

– Королевский подарок, – прошептала Лайза спустя некоторое время.

Дворецкий усмехнулся:

– Так и делается он королеве. Или вы не знаете, что говорят в столице?

– Да, да, – кивнула Лайза. – Анна-Мария по слухам сестра его величества Эдуарда. Но в это верит столько же людей, сколько в том сомневается.

– Барон Грей утверждает, что если бы баронесса не была сестрой короля, ее непременно следовало бы ею сделать, – ответил Джон.

Лайза ничего не ответила. После памятного визита его величества, не осталось сомнений в том, что Анну-Марию и короля Эдуарда что-то связывает. Но будь это братское родство, посмел бы господин Маска втянуть девушку в историю с похищением чести? Вряд ли. Ведь малейшая ошибка, малейший промах мог бросить густую тень на его величество. Лайза считала куда более логичным объяснением всему происходящему любовную связь между монархом и баронессой Грей. Хотя и у подобной версии были свои недочеты. Так или иначе, о своих догадках горничная помалкивала: проблем ей и без того хватало.

– Не говорите пока баронессе, – вернул Джон горничную к действительности. – Утром второго января, как раз в день бал-маскарада я преподнесу госпоже подарок от имени его благородия.

– А что же сам барон? Он не приедет?

– Дорога занесена. Господин не в том возрасте, чтобы пускаться в столь тяжкий путь, – ответил Джон.

Объяснение было вполне естественным и отчасти, вероятно, правдивым. И все же Лайза не поверила дворецкому. Осенью, когда дороги были размыты дождями, его благородие не остановили трудности пути. Да и на здоровье барон Грей не жаловался.

Девушка помогала Джону убирать платье обратно в коробку, когда в дверь позвонили. Дворецкий кивком велел горничной открыть.

На пороге стоял стройный молодой человек, одетый элегантно, но просто. На руке его покоилась полная рука пышной дамы, закутанной в меха. Из-за этих мехов было сложно сказать что-то относительно ее внешности. Впрочем, одежда на ней была дорогая, украшения ярко сверкали, и потому Лайза смело предположила, что эта дама и есть хорошо известная Анне-Марии по письмам мадам Дорин. Во всяком случая, формы незнакомки соответствовали.

– Добрый день, госпожа. Как прикажете о вас доложить? – с поклоном спросила Лайза.

Тяжело отдуваясь, мадам Дорин назвала свое имя и выразила желание дождаться баронессы Грей в ее гостиной.

– Не поймите меня неправильно, милочка. Больные ноги не позволяют мне соблюдать этикет, а вовсе не врожденная грубость, – пояснила она.

По мнению Лайзы, полностью совпадавшим с мнением других жителей города, над манерами мадам Дорин еще требовалось поработать. Но Лайзе, разумеется, не пристало учить чему-то почтенную мадам. Поэтому она отошла от двери, с приветливой улыбкой пропуская в дом гостей. После того, как мадам разделась, горничная проводила гостью в комнату и отправилась сообщить юной баронессе новость.

Анна-Мария восприняла визит благосклонно и без промедления спустилась вниз.

– Мадам Дорин! Как я рада вас видеть! – воскликнула девушка, словно давно была лично знакома с гостьей.

Дама нахмурилась. Теперь, когда мехов на ней не было, Лайза без труда могла разглядеть посетительницу. На вид ей было лет сорок – сорок пять, но старалась выглядеть мадам Дорин, по крайней мере, на тридцать. Получалось не слишком удачно, но своих попыток женщина не оставляла.

Разгладив морщинки на массивном, покрытом капельками пота лбу, мадам протянула девушке руку, которую та охотно пожала. Встать с дивана мадам Дорин не потрудилась, всем своим видом напоминая, что ноги у нее больные и всякое движение дается ей с большим трудом. После этого, отбросив всякие надежды быть представленной Анне-Марии по всем правилам, мадам Дорин заговорила:

– Моя дорогая, мне так неловко сообщать вам то, что я приехала вам сказать. Сегодня ночью был снегопад, и дом мой сильно пострадал от него. Вы же знаете, какая это беда – старые перекрытия! Они совсем прогнили, как видно, под осенними дождями и сегодня ночью, не выдержав нагрузки, провалились.

– Какой ужас! – искренне посочувствовала юная баронесса.

– Да, да. Беда случилась, разумеется, не в жилой части дома, но при обвале серьезно повреждена главная печь. В моих гостиных сейчас не теплее, чем на улице! И, разумеется, ни о каком бале речи и быть не может.