– Катарина, проходите, Варвара Тарасовна вас примет.

Пулей влетев в холл, Катка спросила:

– Она в спальне?

– Нет, в кабинете, я провожу.

– Сама прекрасно доберусь.

– И все-таки я вас провожу, – настаивал мажордом.

– Как угодно, – пожав плечами, Копейкина последовала за Иваном.

Нижегородская полулежала на кожаном диванчике, дымя длинной сигареткой. На полу рядом с диваном стояла полная окурков пепельница.

Толкнув дверь, Иван пропустил Катку вперед, а сам тихо удалился.

– Варвара Тарасовна…

– Садись, – безжизненно молвила хозяйка коттеджа.

– Сегодня я была в вашем магазине.

– И как там дела?

– Все нормально, Валентина Олеговна передает вам привет. Она просила, чтобы вы ей перезвонили. И Лена жаждет услышать ваш голос.

– Перезвоню… потом… позже.

– Варвара Тарасовна, что у вас произошло? Мне рассказали про новогоднюю ночь…

– Ты разговаривала с Ириной? – перебила Нижегородская.

– Да.

– И каков результат?

– Вы ошибались. Со стопроцентной гарантией могу утверждать: Ира не имеет к смерти Павла никакого отношения.

– Здесь действует более крупная рыбешка, – слетело с губ Варвары.

– Простите?

– Я должна признать, что смерть Павла – это несчастный случай. Была не права, когда обвинила Ирину в преступлении. И ты тоже извини, втянула тебя в эту историю.

– У меня появились подозрения…

– Катарина, забудь о своих подозрениях. Виновных нет, все произошло случайно. Нелепая случайность – вот истинная причина гибели моего племянника.

– А о какой крупной рыбешке вы говорили?

– Тебе послышалось.

– Нет, я отчетливо…

– Послышалось, – Нижегородская привстала. – Я плохо себя чувствую, прости, но мне надо побыть одной.

– Варвара Тарасовна, у меня к вам вопрос. Валентина Олеговна упомянула о некой газете, которую вы искали.

– Я ничего не искала! Не было газеты! Понимаешь, не было! И вообще оставьте меня в покое. Почему в собственном доме я постоянно должна скрываться от посторонних глаз? Я имею право на одиночество. Уходите, Катарина. Иван! Ваня!

Нижегородская бросила в пепельницу сигарету и отвернулась к стене.

Прибежавшему на зов хозяйки Ивану было дано следующее распоряжение:

– Проводи Катарину и скажи Анюте, чтобы приготовила мне крепкий кофе.

Напрасно Катка пыталась вызвать Нижегородскую на откровенный разговор. Пожилая дама была непреклонна:

– Всего доброго, Катарина. И удачного вам нового года. Будьте здоровы и счастливы.

На улице Копейкина сканировала взглядом распахнутое окно на втором этаже.

Уже собираясь подойти к машине, она увидела, как Иван быстро закрыл створки в хозяйской спальне.

Дмитрий вышел из сберкассы и, приложив мобильник к уху, приблизился к своему авто. Прежде чем сесть в салон, Терентьев пару минут бросал короткие фразы в трубку, а затем, отсоединившись, открыл дверцу.

Выехав на проспект, мужчина порулил в сторону области. Ехал долго, а когда, наконец, остановился у темно-синего забора, часы показывали половину четвертого.

Из багажника Дмитрий достал клетчатую сумку и пару полиэтиленовых пакетов. Не спеша приближаясь к калитке, он то и дело озирался по сторонам, будто чувствовал, что за ним прицепился «хвост».

А «хвост» в лице Катарины Копейкиной действительно следовал по пятам за Терентьевым на протяжении недели.

Сегодня ей повезло. В полдень Терентьев покинул стены офиса и направился в торговый комплекс. Затем заглянул в супермаркет и сберкассу. И вот конечной остановкой оказался одноэтажный кирпичный домишко с почерневшей трубой и потрескавшимся шифером.

Дмитрий вышел на улицу спустя сорок пять минут. Стремительной походкой он подошел к иномарке, бросил на снег сигарету и был таков.

Катка колебалась. Конечно, можно прямо сейчас разузнать, к кому именно наведывался Терентьев, но существовало одно «но». Под каким, собственно, предлогом заявиться в гости к неизвестным и каким образом вызвать их на откровенный разговор?

Порывшись в сумочке, Копейкина чертыхнулась. Липовое удостоверение сотрудника детективного агентства, по всем законам подлости, осталось в коттедже. А без него ее план грозит рассыпаться подобно песочному замку. Делать нечего, пришлось возвращаться домой.

В гостиной Катарина увидела придвинутый к стене комод с зеркалом. Отдаленно он напоминал ее собственный комод, с одной лишь разницей – тот, который она сейчас лицезреет, больших размеров.

Не подозревая, что через секунду шарахнется от комода словно ошпаренная, Катка приблизилась к зеркалу и улыбнулась своему отражению.

– Хорош лыбиться, – прогремело совсем близко.

Копейкина обернулась. В гостиной, помимо нее и развалившегося на диване Парамаунта, никого не было. Тогда кто с ней разговаривал? На всякий пожарный Ката позвала Наташку.

– Не могу, – ответила Натали из кухни. – У меня молоко убежит.

Со второго этажа спустилась Лизавета. Персианка свекрови запрыгнула на комод и, подняв хвост трубой, начала громко мяукать.

– Сними с меня кошку, – попросил неизвестный.

Ката перекрестилась.

– Кто это сказал? – спросила она, косясь по сторонам.

– Я сказал.

– Кто я?

– Конь в пальто! Ты сама не видишь, что ли? Я это!

Пятясь назад, Катарина споткнулась и рухнула на пол.

– Кривоногая овца! – молвил голос. – Тебя в детстве не учили, что надо под ноги смотреть?

– Спрашиваю последний раз, кто со мной разговаривает?

– Комод!

– Что?

– Ты только никому не говори, что я трепаться умею, иначе мне несдобровать. Я волшебный. В меня триста лет назад вселился дух феи. Хорошая такая была фея, до ста двух лет прожила. А погибла совсем нелепо. В магазин за картошкой вышла и под трамвай попала.

Боясь моргнуть, Катка вытаращенными от ужаса глазами уставилась на говорящий комод и молила бога, чтобы он не позволил ей сойти с ума.

– Чего рот разинула? – с усмешкой спросил комод.

– Я… мне… гмх…

– Не гунди, говори четко.

Копейкина сглотнула и ляпнула:

– Триста лет назад не было трамваев.

– А ты намного умней, чем кажешься. Ну, не было, правильно. Пошутил я. Эй, чего затряслась? Замерзла?