– Фии таре, – прошептал мне кто-то с соседнего места. – Будь сильной. – Я подняла голову, чтобы посмотреть, кто это сказал. Слова эти прозвучали насмешкой благодаря заявлению Раду о моей «хрупкой психике». Я должна показать, на что я способна, и мне придется приложить больше усилий, чем кому-либо другому. Но я докажу, что способна произвести это вскрытие.

Я сжала скальпель, отрешилась от эмоций и посмотрела на юношу, который еще вчера был жив. Вильгельм больше не был моим соучеником. Он стал предметом изучения. И я найду в себе силы, которые потребуются, чтобы установить причину его смерти. Дать покой его семье. Возможно, этим я сумею помочь Николае совладать с горем, если смогу дать ему ответ, как и почему умер его кузен. Когда я занесла скальпель, руки мои слегка дрожали.

Наш профессор, молодой англичанин мистер Даниэль Перси, уже показал нам, как правильно производить разрез, и предложил, чтобы кто-нибудь из нас помог расследовать смерть мистера Вильгельма Алдеа.

Поскольку я уже выполняла подобные задачи, я первой вызвалась извлечь внутренние органы. Я подозревала, что Томасу не меньше моего хочется изучить тело, но он не стал вмешиваться, когда я подняла руку. Но я была слишком зла на него, чтобы оценить это предложение мира. Он знал, что мне это нужно! Мне нужно преодолеть свои страхи – или собирать вещи и уезжать. Если я не справлюсь с этим вскрытием, я ни за что не одолею пробный курс!

– А теперь запишите, какие инструменты понадобятся вам для вскрытия. Очень важно, чтобы к началу процедуры все, что может понадобиться, было у вас под рукой. – Перси указал на столик, где на подносе лежали знакомые предметы. – Медицинская пила, ампутационный нож, ножницы кишечные для вскрытия больших и маленьких кишок, хирургические щипцы и долото для черепа. И еще бутылочка с карболкой для рук. Новые исследования требуют дезинфекции. А теперь, мисс Уодсворт, вы можете продолжать.

Надавив должным образом, я при помощи костных ножниц вскрыла грудину. Дядя научил меня этому методу в августе, и теперь, стоя в хирургическом театре, в окружении трех концентрических ярусов сидений, уходящих вверх как минимум на тридцать футов – хотя мои соученики сгрудились на самом нижнем уровне, – я была благодарна ему за урок. В помещении было тихо, не считая время от времени раздающегося шаркания подошв.

Боковым зрением я заметила, как сжался князь. Перси предложил ему пропустить это занятие, но Николае отказался. Понятия не имею, почему Молдовеану не изучил тело сам и почему он предложил сделать это нам. Но Николае стоически остался. Он предпочел не оставлять кузена, пока его тело не предадут земле. Я восхищалась его силой духа, но не понимала, как можно сидеть и смотреть, как подобную процедуру проводят над близким человеком.

Теперь, изучая тайны внезапной смерти его кузена, я невольно то и дело ощущала на себе взгляд Николае, острый, как скальпель у меня в руках.

Во время предлабораторной подготовки я узнала, что братья-итальянцы, мистер Винченцо и мистер Джованни Бьянки – двуяйцевые близнецы. Теперь они так же жадно смотрели не в свои книги, а на метод, которым я проводила вскрытие. Их пристальное внимание нервировало почти так же сильно, как их манера беззвучно общаться друг с другом, – во всяком случае, так это выглядело. Я бросила быстрый взгляд на остальных своих соучеников. Мистер Ной Хэйл и мистер Киан Фаррел были одинаково заинтригованы. Потом я чуть было не посмотрела на Томаса, но остановила взгляд. Я не желала смотреть на него.

Я закрепила грудную клетку в открытом положении и заставила себя не замечать поплывшего в воздухе запаха обнаженных внутренностей. Наряду с ним ощущался слабый запах чеснока. Я выбросила из головы образы убитых проституток. Это тело не было осквернено ужасным убийством. Из него не вырвали органы. У хирургического стола не место этим мыслям. Сейчас время для науки. Я разрезала мышцы и обнажила околосердечную сумку.

– Очень хорошо, мисс Уодсворт.

Профессор Перси расхаживал по анатомическому театру, то и дело драматически повышая голос. Он с головы до пят был актером, дирижером, ведущим симфонию к ее пику. Звук его голоса бился о стены зала, как будто бас профессора был волной, набегающей на берег.

– Здесь, господа студенты, мы видим перикардий. Пожалуйста, обратите внимание на то, как он покрывает сердце. У него имеется внешний и внутренний слой. Внешний слой волокнистый, а внутренний представляет собою мембрану.

Я прищурилась. Оболочка перикада была иссушена. Я никогда прежде не видела такого. Не дожидаясь указаний профессора, я схватила со стола шприц из стекла и металла и попыталась взять из руки покойного кровь для анализа.

Я потянула поршень, ожидая увидеть густую, свернувшуюся кровь – но шприц остался пуст. Нижний ряд ахнул, и звук этот эхом отдался наверху, словно песнопение хора о душе на небесах.

Перси продолжал перечислять инструменты и процедуры, теперь уже по-румынски.

Я отступила на шаг и оглядела почти нагое тело. Я была слишком сосредоточена на этой загадке, чтобы краснеть. А потом я заметила ее – отсутствие посмертной синюшности.

Я нагнулась пониже, пытаясь обнаружить хоть намек на голубовато-серый оттенок, вызванный распределившейся кровью – ведь он должен быть! После смерти человека его кровь уходит в нижнюю часть тела и там остается. Если он умер, лежа на животе, а потом его перевернули на спину, на животе все равно будет наблюдаться изменение цвета. Я оглядела Вильгельма со всех сторон и даже под конечностями в поисках синюшности. Но ничего не нашла. Его бледность была странной даже для трупа.

С этим телом что-то было сильно не так.

– Ничего страшного, – сказал Перси и взял шприц побольше. – Иногда бывает непросто взять образец крови у покойного. Тут нечего смущаться. Давайте-ка я.

– Возможно, дело в ее слабой психике, – пробормотал кто-то достаточно громко, чтобы я услышала. Но я притворилась, что ничего не слышу.

Игнорируя смешки соучеников, я подвинулась, чтобы не мешать Перси брать образец. Я легонько постучала по боку своего шприца, недоумевая, как так могло получиться, что он не втянул даже и капли крови Вильгельма. Размер иглы тут не имел значения. Мне захотелось посмотреть на Томаса, но я подавила этот порыв.

– Интересно…

Перси поднял левую руку покойного и медленно погрузил иглу в тонкую кожу локтевого сгиба. Когда он потянул поршень на себя, кровь в шприце не появилась. Профессор нахмурился и повторил попытку в другом месте. И снова шприц остался пустым. Как и следовало ожидать, над его неудачей никто насмехаться не стал.

Перси хмыкнул и поочередно попробовал взять кровь из каждой конечности. И все попытки оказались безрезультатными. Профессор отступил, подбоченился и покачал головой. Несколько рыжеватых прядей упали ему на лоб, поверх усыпающих лицо веснушек.

– Наша загадочная смерть становится еще более загадочной, господа студенты. Похоже, что в трупе отсутствует кровь.

Я обругала себя, но все же на этот раз не удержалась и оглядела присутствующих, чтобы посмотреть на реакцию Томаса. Мой взгляд переходил с одного ошеломленного лица на другое; студенты встревоженно переговаривались. Андрей указал на труп скончавшегося друга; в каждом его движении скользил ужас. Мне хотелось сказать ему, что страх затуманит ясность его суждений, что он лишь усложнит поиск истины, но я промолчала.