Это было пугающее открытие.

Я медленно повернулась, обвела взглядом зал в башне – но Томас уже ушел. Печаль кольнула меня прежде, чем я успела ее заглушить. Я должна научиться не смотреть на него в поисках поддержки и утешения, которых он все равно не может дать.

Князь перегнулся через перила, так сжав кулаки, что костяшки побелели.

– У него есть на шее отметины от стригоя?

– Что? – переспросила я. Я хорошо расслышала вопрос, но не поняла его, так он был нелеп. Я наклонилась и повернула голову Вильгельма набок. Две маленькие дырочки с корочкой засохшей крови.

Я провела рукой по своим заплетенным волосам, напрочь позабыв про то, что я только что вскрывала грудную клетку. Должно существовать какое-то объяснение помимо нападения вампира. Стригои и приколичи – это вымысел; с точки зрения науки их существование невозможно, каким бы местным фольклором ни потчевал нас профессор Раду.

Я повела плечами, давая себе позволение отправить эмоции под замок. Пора позаимствовать у Томаса его метод рассуждений. Если Вильгельма не кусал ни оборотень, ни вампир, то что же тогда произошло? Я мысленно перебрала несколько возможных вариантов. Должно существовать какое-то разумное объяснение появления этих двух дырочек у него на шее.

Молодые люди не падают замертво и не теряют кровь по естественным причинам, и я не понимала, какое живое существо могло оставить эти… следы от укуса. Я покачала головой. Да, это действительно следы укуса. Я почувствовала приближение истерики. Никакое животное не могло нанести эту рану. Она слишком аккуратная. Слишком чистая. Зубы не входят в плоть так аккуратно.

Нападение животного было бы грубым и оставило бы множество следов на теле – ссадины, сломанные ногти, царапины. На руках остались бы раны от попыток обороняться – дядя указывал на подобное в тех случаях, когда имела место драка. Остались бы синяки.

Вампиры не более реальны, чем ночной кошмар. Потом меня осенило.

Эти раны могли быть оставлены инструментами гробовщика. Но я толком не знала, какими способами гробовщики удаляют кровь.

– Есть ли отметины стригоя у него на шее? – с нетерпением повторил свой вопрос Николае. Я совсем забыла о нем. Но кроме нетерпения в его голосе звучало кое-что еще. Некий привкус опасения. Или даже страх. Интересно, знает ли он, что среди крестьян ходят слухи о том, что его предок-вампир встал из могилы и жаждет крови?

Мне так и представился заголовок в газете: «Бессмертный князь вернулся?» Неужели крестьяне втайне тосковали по своему бессмертному князю? Неужели кто-то из них зашел настолько далеко, чтобы инсценировать эту смерть, обескровить тело и выставить его напоказ? Я не завидовала сейчас Николае. Кто-то хотел, чтобы люди поверили, что Вильгельма убил вампир. И не просто вампир, а, возможно, самый кровожадный из них всех.

Не поднимая взгляда, я кивком ответила на вопрос князя. Это было едва заметное движение, но его хватило. Я понятия не имела, как подступиться к решению этой загадки. Как можно было обескровить тело так, чтобы никто этого не заметил?

Мы пробыли в селении примерно с час. Этого времени вряд ли достаточно. Но что, если его все же достаточно для опытной руки? Я понятия не имела, сколько на самом деле это занимает времени.

По анатомическому театру побежали шепотки, и несколько человек двинулись к сцене, туда, где стояла я. Я выпрямилась, и по спине у меня побежали мурашки.

Похоже, крестьяне не одиноки в своих суевериях. Похоже, некоторые мои соученики тоже убеждены в том, что Влад Дракула все-таки жив.

Лужайка перед замком

Peluza din fata

Замок Бран

4 декабря 1888 года

Молдовеану стоял в центре нашей небольшой группы; его серый плащ и серебряные волосы бились на пронизывающем ветру, дующем с гор, пока директор читал молитву на румынском.

Снег и ледяные крупинки падали неустанно, но никто не смел жаловаться. Перед тем как Молдовеану начал бдение, Раду шепотом сообщил, что если во время погребения идет дождь, значит, усопший печалится. Я порадовалась, что сейчас не погребальная служба, но не знала, как трактовать нынешнюю погоду и что она сообщает об эмоциях Вильгельма в загробной жизни.

Пока Молдовеану продолжал читать надгробную речь, мысли мои блуждали, а с ними и взгляд. Нашим новым соучеником, заменившим Вильгельма, оказался молодой человек, мистер Эрик Петров из Москвы. Казалось, будто он высечен изо льда. Когда мы стояли кружком на лужайке и огоньки свечей трепетали, хоть мы и прикрывали их ладонями, он полностью игнорировал сыплющийся ему на лицо снег с дождем. Помимо преподавателей, на бдении присутствовали восемь студентов пробного курса и Анастасия. Томас прийти не потрудился.

На самом деле я его даже не видела с того самого момента, как он ушел с урока Перси. Из-за ухудшающейся погоды Молдовеану решил провести урок анатомии уже после бдения, и я не знала, соизволит ли Томас прийти туда. Я выбросила его из головы и поплотнее укуталась в плащ. Но снег все равно умудрялся забиться под воротник. Я стряхнула налипшие снежинки с ресниц, изо всех сил стараясь не стучать зубами. Я не верила в призраков, но считала благоразумным не раздражать Вильгельма, если он действительно смотрит на нас сейчас из мира иного.