– Ты хоть слышал, что я сказала? – в отчаянии выдохнула Маруся. – Наш ребенок не сможет родиться сам!

– Да делов-то… Разрежут, достанут, зашьют! Больше разговоров! – Виктор недовольно плюхнулся на стул, чуть не промахнулся и схватился за край стола.

Маруся, не шевелясь, смотрела на мужа, мысленно повторяя его последние фразы. Суть сказанного с трудом доходила до ее сознания. Виктор таращил на нее мутные глаза, готовясь выступить с очередным заявлением.

«Это любовь? Это чудовище – отец моего ребенка? Что делать? Кажется, я его ненавижу», – думала Маруся.

Заболела голова и сильно заныла поясница. Она повернулась спиной к хмельному супругу и задремала. Маруся слышала какие-то отдельные слова, выплевываемые голодным и злым мужем, он даже потряс ее за плечо, но дрема не отпускала, и она крепко уснула.

– Где я?

Вокруг была кромешная темнота. Вдруг на стене появилось пятно света, оно проползло по книжным полкам, блеснуло на зеркале и пропало в дальнем углу. Свет фар какой-то машины. Она в гостиной. Почему? На улице ночь. Все тело трясло в ознобе. Маруся попыталась подняться и немедленно рухнула обратно, согнутая пополам жуткой режущей болью. Несколько секунд она молча хватала ртом воздух, в одно мгновение ставший тугим и плотным. Наконец вдохнула полной грудью и прислушалась к себе. Ничего не болело, но было очень холодно. Маруся попыталась опереться рукой о диван и ощутила под пальцами холодную влагу. Голова кружилась. Ноги подкосились от ужаса:

«Кровотечение. – Эта мысль полоснула ее, как хлыстом, едва не расколов сознание. – Надо дойти до выключателя».

Позвать Виктора она не могла. Воздуха не хватало. Все-таки попыталась крикнуть. Не получилось даже шепота. Встав на четвереньки, Маруся медленно двинулась к выходу:

«Включить свет, найти телефон, вызвать «Скорую». – Сознание пыталось мобилизовать усилия бунтующего тела. Голоса не было. Казалось, что горло забито жесткой шершавой пробкой.

Маруся была уже почти у цели, когда ее накрыла новая волна дикой боли. Она ничком свалилась на бок и зашлась в немом крике. Этот приступ отнял последние силы.

«Я умираю», – отстраненно подумала Маруся, лежа на ледяном полу.

На память вдруг пришла сказка, которую она много раз перечитывала в детстве. Про двух лягушек, попавших в молоко. Одна сдалась и утонула, а вторая билась до конца и выплыла. Несколько секунд она лежала неподвижно, вяло собирая в кучку осколки сознания, потом пошарила руками за головой. Пальцы уперлись в гладкую полировку.

«Стенка», – сообразила Маруся и подцепила дверцу. Это оказалась посудная секция. Взяв какую-то стеклянную плошку, она с размаху швырнула ее вдаль. Посудина глухо грохнула об пол. В квартире продолжала висеть тишина. Маруся потащила на себя коробку со столовыми приборами. Она шлепнулась на пол, громко звякнув своим содержимым. От удара вздрогнул пол, наверняка проснулись соседи снизу, но Виктор не появлялся.

«Господи, да он же, видимо, опять ушел, – с тоскливым ужасом подумала Маруся, по щекам потекли злые слезы. – Сейчас сдохну тут, только утром найдут».

Новый приступ боли вернул пропавший голос, и она огласила квартиру звериным воплем.

«Наверное, так пугают прохожих путников вурдалаки, – усмехнулась, когда боль отступила. Виктор признаков жизни не подавал. – Может, он все-таки дома. Просто боится выйти, думает, что у меня клыки режутся и шерсть растет».

Мысли путались, как у пьяной, почему-то стало смешно, и Маруся начала тоненько хихикать. С организмом творилось что-то странное. Это не могли быть роды, до них еще долго. Ребенок мягко повернулся внутри и осторожно толкнулся.

«Я даже не знаю, кто там», – подумала она. На УЗИ малыш прикрылся и не дал определить свою половую принадлежность.

– Стесняется, – смеялась тогда Маруся, – похоже, девочка.

И вот теперь она лежит тут, как куль с мукой, а ребенок, возможно, умирает.

– Фиг тебе, – неизвестно кому сказала Маруся. – Врагу не сдается наш гордый «Варяг», – затянула мать-героиня и с этой революционной песней поползла к выключателю.

Почти час понадобился ей на то, чтобы включить свет, обнаружить, что кровотечения нет, и вызвать «Скорую».

Приехавшая бригада обнаружила скрюченную Марусю у порога. Входная дверь была распахнута.

– Ты что, одна, что ли? – сочувственно спросила пожилая докторша. – Так же застудиться можно! Карта твоя где?

– В спальне, – прошелестела Маруся. Губы высохли и потрескались, онемевшее тело периодически скручивала боль, ставшая уже совсем нечеловеческой.

В спальне, кроме карты, обнаружился спящий муж. Врач что-то сурово выговаривала ему, он невнятно мычал в ответ.

Явственно выругавшись, доктор появилась в коридоре:

– Давай, милая! Муж твой завтра придет.

Идти сама Маруся не могла. Ее долго грузили на носилки. Было ужасно стыдно смотреть на бордового санитара, выкатившего глаза под тяжестью ноши.

«Я жирная тупая корова, – в отчаянии думала Маруся, глядя на пыхтящего санитара. – Почему они ничего не говорят. Что с ребенком?»

Ее сомнения развеяла веселая шустрая сестричка в приемном покое неизвестной больницы:

– Кесарить тебя некому, сама рожай! Ладушки!

– Рожать? – не поверила Маруся. – Но мне еще рано!

– Надо было с ребеночком договориться. Теперь уж нечего, давай сама! – Весело болтая, она шустро раздевала обалдевшую роженицу. – Так, дыши-дыши глубже, схваточка пошла, – подбадривала медсестра позеленевшую Марусю. – Чего так поздно приехала? Кто ж так делает? Воды отошли, чего высиживала?

Она говорила и говорила, явно не ожидая ответов.

«Не может быть, – соображала Маруся. – Я рожаю? Как это? Никто не знает. Мама с врачом договаривалась…»

– А какой это роддом? – спросила она.

Девушка назвала номер, но цифра Марусе ни о чем не говорила. Рожать без блата было страшно. Одна радость, что не кесарево. А вдруг не получится?

– Девушка, – жалобно позвала Маруся, пережив очередную схватку. – А мне доктор говорила, что я сама не смогу. Вдруг с ребенком что…

– Сплюнь, – посоветовала сестричка. – Глупостей не говори. Освободится доктор, прокесарят тебя, если надо.

Марусю затрясло от страха. А вдруг она не сумеет? Сделает что-нибудь не так?

Родильный зал наполнялся людьми. Началась сдержанная суета. Пожилая акушерка громко рассказывала секреты засолки белых грибов, кто-то, готовивший капельницу, начал с ней спорить по поводу количества соли и приправ. Люди делали свою привычную работу. Маруся лежала посреди огромного зала, смотрела на потрескавшийся потолок и мечтала об одном: чтобы этот кошмар поскорее закончился.

Яркий белый свет проник сквозь опущенные ресницы. Где-то тихо переговаривались две женщины. Неторопливо, спокойно. Слов не разобрать, но тон такой умиротворенный, что у Маруси защипало в носу от ощущения какого-то безграничного детского счастья. Случилось что-то хорошее, но не вспомнить, что именно. Глаза открывать не хотелось. Она лежала и ни о чем не думала. В ушах гудело, но во всем теле ощущалась небывалая легкость.