Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только двери лифта закрываются позади нас, я беру ее за руки, прижимаю к стене и целую. Глубже, чем делал это раньше. Она стонет, когда я трусь о нее, наслаждаясь давлением, которое не приносит облегчения. Но это хорошо – даже захватывающе, – потому что я знаю, что скоро она окажется обнаженной, распростертой на моей кровати, и я смогу трахать ее, пока мы оба не устанем.
Или не сломаем чертову кровать. Не уверен, что наступит раньше.
Пока лифт поднимается, я откидываюсь назад и смотрю вниз, наблюдая, как моя обтянутая джинсами промежность толкается в ее бедра. Мой член скользит прямо туда — к ее мягкой, сладкой плоти, скрытой под тонкой тканью черных хлопковых легинсов. Но я могу чувствовать ее.
И это грандиозно.
Оливия впивается ногтями в мой затылок, притягивая к себе, и скользит губами по щетине на подбородке.
– Я хочу, чтобы ты трахнул меня, Николас, – задыхается она. – И кончил. Между моих ног, на мои груди, в рот, в горло… – Ох, это будет очень хорошо. – Везде, Николас.
– Черт, да, – шиплю я, чувствуя, что с каждым ее словом схожу с ума.
Примечание для себя: от дешевого пива Оливия становится дикой. Запастись продукцией.
Дзынькнув, двери лифта открываются в пентхаус. Дом, милый дом.
Оливия сцепляет лодыжки на моей пояснице, и я вношу девушку в номер, поглаживая и разминая ее сочную задницу. Пройдя фойе, направляюсь в спальню, но мое путешествие заканчивается в гостиной, где глава службы безопасности ожидает нас на диване, хмурый и строгий, как военный совет.
И вдруг я ощущаю себя не просто подростком, а подростком, от которого несет сексом, сигаретами и спиртным, крадущимся после комендантского часа домой.
– Итак… значит, ты вернулся? – Логан встает.
– Эм… да. Шоу было грандиозным, – Отвечаю я. – Никаких инцидентов не произошло. Никто, вроде как, меня не узнал.
Он вскидывает руки, подражая сытой по горло матери. Он и звучит так же.
– Ты бы мог позвонить! Я целый день сходил с ума от беспокойства.
Я знаю, что это грубо, но удивительный день и уверенность, что очень скоро я буду в Оливии по самые яйца, делает меня слишком счастливым для подобных забот.
– Прости, мам, – хохочу я.
Логана это не забавляет. Он так сильно сжимает зубы, что я, кажется, слышу их скрип.
– Это не смешно, мой Господин. Это опасно. – Он стреляет в Оливию хмурым взглядом, а потом возвращает внимание ко мне. – Нам нужно поговорить. Наедине.
– Ладно, успокойся. В данный момент мои руки заняты кое-чем восхитительным. – Я сжимаю задницу Оливии, заставляя ее хихикать и спрятать лицо у меня на шее, – утром первым делом поговорим, обещаю.
Его взгляд мечется между нами, но он кивает.
– Приятно вам… провести вечер, – вымучивает он, а затем направляется к лифту.
Как только он уходит, Оливия выглядывает из своего укрытия.
– Не думаю, что стала нравиться ему больше.
Целую кончик ее дерзкого маленького носика.
– Ты нравишься мне.
Затем толкаюсь бедрами вперед, притягивая ее ближе, чтобы она могла почувствовать каждый дюйм моего стояка.
– Хочешь, я покажу тебе насколько?
Тепло растекается по ее щекам.
– Да, пожалуйста. – Потом она закусывает губу и добавляет с сильным акцентом: – Мой Господин.
Как только с губ Оливии срываются эти слова, мне становится не по себе. Мне хочется сделать с ней непристойные, грязные вещи. Без лишних слов заношу ее в спальню, чтобы наконец добраться до кровати.
* * *
Оливия
Большую часть времени Боско спит в комнате Элли. Она приносит его и закрывает дверь, просто чтобы убедится, что папа не споткнется о него… или чтобы Боско не нашел способ открыть холодильник и есть, пока не лопнет.
Но иногда Элли просыпается посреди ночи, чтобы сходить в туалет, и забывает закрыть за собой дверь. В такие ночи Боско оказывается у меня. Если мне везет, он сворачивается калачиком у изножья моей кровати или устраивается подле меня, чтобы было теплее, словно он пушистый птенец.
Но обычно мне не везет. Потому что обычно Боско голодный, когда находит дорогу в мою комнату, и мне приходится его кормить. Для этого он меня будит. Но он не лижет мне лицо и не лает.
Он просто на меня смотрит.
Своими черными глазами-бусинками, долго, упорно и, что может прозвучать странным, громко.
И вот то же странное ощущение охватывает меня сегодня ночью, когда я заснула рядом с Николасом. Как будто кто-то или что-то таращится на нас настолько пристально, что даже оглушает.
Я чувствую это до того, как открываю глаза. И когда я это делаю, то вижу женщину в белом у изножья кровати, которая на нас смотрит.
Мне больно из-за нервного, испуганного вдоха. Это больше, чем вдох, – это прелюдия к крику.
Но потом я чувствую руку Николаса на своей груди под одеялом. Крепких объятий достаточно, чтобы успокоить меня. Сообщить, что он тоже ее видит и что нам не нужно поддаваться панике.
Луна заливает комнату голубым светом, отчего кожа женщины мерцает молочным сиянием. У нее темные волосы по плечи, веснушки на носу и подбородке, но она не некрасивая. Ее глаза фокусируются на Николасе, темные и блестящие – и, черт возьми, сумасшедшие.
– Ты проснулся, – вздыхает она. – Я ждала, когда ты проснешься.
Горло Николаса работает рефлекторно, но его голос – этот пленительный голос – ровный и успокаивающий.
– Серьезно?
– Да. Рада снова тебя видеть.
Его пальцы слегка двигаются по моей груди, давая понять, что он в порядке… что все в порядке.
– И я рад, – отвечает Николас. – Как ты снова вошла?
Она улыбается, отчего по моей коже бегут мурашки.
– Это было просто, как мы и договаривались. Работать в отеле, притворяться горничной, пока ты не подашь мне сигнал. С тобой всегда находятся эти парни, поэтому я знаю, когда ты начал выпроваживать их по ночам. Это и стало для меня сигналом.
Дерьмо.
Ее взгляд перепрыгивает на меня, как будто я сказала это вслух, но это не так.
– Кто это? – спрашивает женщина. Ее голос уже не кажется счастливым, хоть и звучит по-прежнему
– Никто, – отмахивается Николас. Очень хладнокровно. Очень уверенно. Это останавливает мое сердцебиение на полсекунды. – Она никто.
Николас тянется вниз, чтобы поднять с пола штаны, затем встает и надевает их.
– Хочу услышать о тебе. Пойдем в гостиную и поболтаем.
– Но я хочу остаться здесь, – отказывается она. – В спальне.