Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Про что вы все толкуете? Интернет какой-то…
– Ты Библию читал?
– Интересовался.
– И как книга?
– Толстенная, страх!
– Вот Интернет в тысячу раз больше этой книги, и в нем написано обо всем, что знает человечество. Впрочем, это я сболтнул. Не в тысячу.
– Вот и я думаю, что это ты загнул!
– В тысячу миллионов раз.
Богуслав чуть не навернулся с Емельки. Богатырь еле успел поймать боярина правой ручищей.
– Как же это может быть? Где хранить такую бездну знаний?
– У меня умещается вот в такой коробочке, – и я показал руками размеры ноутбука. – Все знания хранятся где-то далеко. Я спросил, мне ответили. Захотел прочесть какую-нибудь книгу на другом конце Земли, мне ее дали почитать, услышать какую-то песню – мне ее спели. И наплевать, что это сделали очень давно, ее увидели особым глазом – камерой, и это знание будет храниться сотни лет.
– Это какое-то несусветное колдовство!
– Я тоже так оценивал раньше, потом привык и несколько лет назад наловчился этим пользоваться.
– Ты величайший колдун, там, в своем времени!
– И нас таких – каждый второй. А если взять наших детей и внуков, они с этим вырастают, и умеют пользоваться этим, как мы с тобой ложкой и ножом.
– И карлик вывел тебя на все это?
– Да. Правда, знаний о вашем веке не так много, поэтому приходится изворачиваться. Например, чтобы найти Никею, пришлось проглядеть всю историю Ниццы.
– И это точно?
– Вот это – совершенно точно. Как и мой рассказ о морях и проливах.
– А далеко ли от Мулена до Никеи? Не три года скакать? Что за город Мулен?
– Это надо поглядеть. Есть ли он еще в 21 веке, а то наищешься. Емельян! Сажай меня на руку!
Все махом было исполнено, и мы поехали дальше.
– Есть этот городишко и в наше время, – порадовал я Богуслава минут через пять, – но в ваше время, это скорее деревня.
– А далеко?
– Немного ближе, чем от Смоленска до Киева. Полдня пути на коне разница.
– Всего-то?
– Так будет в 21 веке, вряд ли и сейчас эти городки расползлись. Просто поменьше стали по размеру.
– А далеко от Корсуни до Никеи? – вошел во вкус Слава.
– Два расстояния от Новгорода до Корсуни.
– Всего? Да тут на двадцать дней пути!
– А что поделаешь, – зато безопасно. И уйдет время на изгибы пути, остановки для заправки водой и пищей, в общем, клади не меньше месяца.
– Да наплевать! Это все легко решаемо!
Тут он опечалился.
– Доживет ли только счастье мое…
– Не горюй. В неделю раз будем на нее поглядывать. Думаю, антеки нам, пока воюем против камня, не откажут.
– Да он не велел часто-то…
– Антекон двадцать пятый понимает, что тебе только дай волю, каждый день на любимую глядеть будешь. Поэтому строгости и ввел. А в неделю раз император нас может и перетерпит.
– Дай-то бог…
– Бог то бог, да не будь и сам плох! – козырнул я одной из своих любимых пословиц. – Ты чем тосковать да заранее горевать, планируй лучше, как нам Невзора извести, да Мавру к этому делу половчей припрячь!
– Конечно, конечно…
Я обвел глазами наше окружение. Марфа держалась в опасной близости.
– Марфуша! Слетай на версту вперед! Взгляни, не караулит ли нас враг какой неведомый!
Застоявшаяся от нашего тихоходства собачка с готовностью унеслась.
– Мне тоже куда-нибудь сбегать? – спросил толковый и верный Иван, поняв мой хитроумный замысел.
– Тебе нет. Ты же у антеков глазами и ушами не служишь?
– Я? – нет, конечно.
– А Марфа – да. Так что если хочешь, можешь и послушать.
Он почему-то захотел. Удивительное дело!
– Ты понимаешь, Богуслав, мы ведь про антеков ничего не знаем. Про горных гномов много всего пишут: и женщины у них бородатые, и до человеческих баб мужчины-гномы сильно охочи, и еще всякую чушь. Рассказчики противоречат друг другу на каждом шагу. О детях карликов практически ничего не говорят. А как это на самом деле, особенно у лесных, мы понятия не имеем. Никого из нас они в свою жизнь не допускают. Мы вот у них два раза были, ты хоть одну женщину или ребенка видел?
– Да нет.
– И я нет. А ведь за детками не уследишь – тут заорут, там пробегут. А тут полная тишина. И никого не видно. И ведь наша бабенка из любопытства хоть одна да высунется. А тут полное безгномье оба раза. Может их женщины страшные, как моя жизнь и они их за прочными решетками от нас прячут? А есть ли у них вообще женщины и дети?
– Ну а как иначе?
– Разделился на две одинаковые половинки, и все дела. В природе и так бывает. Не все, как мы, плодятся. Поэтому есть ли у них любовь, нам неизвестно. Вон, Марфушка уже назад несется. Закончим про сомнительное.
Марфа подлетела, прогавкала, что врагов близко нет, но спугнула лося. При ней оживился Слава, и беседа потекла дальше.
– А чего говорят, что ты там жил уж больно хорошо? Зарабатывал-то много?
– Какие там заработки на государственной службе! Слезы, а не заработки.
– Что ж так?
– Не ценят наш труд.
– Но жил, как и здесь, достойно? Прислуга, дом свой, лошади?
– Пахал, как лошадь, это было. Приходилось бегать на две службы, кое-как сводил концы с концами. Но заработал реальные деньги отнюдь не лекарем.
– Кареты, как и тут делал?
– Кареты нет, но крутился всячески. Машины гонял в другие города, пусконаладку в районных городах, да в крупных мастерских налаживал, свой большой грузовик по дешевке купил, людей нанял, возили грузы и еще всякие затеи были. Вот с этих денег жили хорошо – жена не работала, квартиру супруге отделали, а главное, я себе на старость жилище приобрел, оформил пока на мать, мало ли что. Вторая половина моя в последнее время нахальничать да дурковать стала, бросать было пора. Ну и денег накопил для безбедной жизни. Только вертеться, как бес перестал, меня сюда и закинуло.
– А зачем жену бросать? Проще избить ее, как сидорову козу, да приструнить.
– У нас порядки другие, и уже давно.
– Неужели бабе волю можно давать? Это вы сделали большую ошибку!
– Возможно да, а возможно и нет – уж очень жизнь за эти столетия переменилась. Да чего сейчас об этом судить да рядить – я от своей Забавушки из этого времени никуда. Никого я так не любил никогда, как мою красавицу, хотя женщин за жизнь грело мою постель немало. Последняя, видно, это моя любовь, самая сильная и окончательная. Емельян,