По большому счету, мир меняется заметно и даже уже изменился. Хотят того европейцы или не хотят, но они ничего уже не смогут противопоставить наступлению исламской справедливости. И лишнее подтверждение своей уверенности Харун Самарканди увидел уже на выходе из здания международного аэропорта Будапешта. Венгры – народ темноволосый и смуглый. Это и понятно, потому что у них в теле половина тюркской крови. Но все же и по внешности, и по одежде отличить венгра от представителя какого-то из мусульманских народов полковник мог без труда. И видел в аэропорту множество лиц, которые откровенно не походили ни на венгров, ни на других жителей Европы. Самарканди мог отличить мусульманина от христианина даже по глазам. Конечно, международный аэропорт – это пересечение множества воздушных дорог, и здесь можно встретить кого угодно, даже африканцев, которые тоже в большинстве своем, кстати, мусульмане. Тем не менее картина смешения народов даже в Венгрии радовала, потому что Самарканди знал положение вещей в других странах Европы, старую Европу представляющих. Там это положение видно еще более явственно. И в своей нынешней миссии, если она завершится удачно, он видел возможность совершить качественный толчок, способный все процессы значительно ускорить…

* * *

– Полковник! – раздался голос откуда-то сбоку.

Харун Самарканди неторопливо и величественно, никак не показывая, что принял этот зов в свой адрес, и сохраняя возможность сказать, что среагировал просто на голос, повернулся. У нему спешил, приветливо подняв руку, подполковник Хайрулла. Но вот громко звать Самарканди по званию в центре Европы вовсе не следовало бы. По документам полковник – человек сугубо гражданской профессии, сотрудник Центра инновационных технологий Кабульского университета. И, хотя на крыльце здания аэропорта документы никто не проверяет, тем не менее, о безопасности забывать нельзя.

Хайрулла подошел, вежливо протянул обе руки для рукопожатия.

Хорошо еще, что не надумал на европейский военный манер честь отдать. Но и две протянутые руки – это хороший признак. Проявляет уважение. Там, в Афганистане и в Пакистане, когда бывает в окружении своих людей, Хайрулла не такой уважительный и не чувствует разницы в возрасте и в звании. Должно быть, ему дали жесткий инструктаж, и подполковник понимает, кто здесь командует.

– Ты ошибся, Хайрулла. Я теперь не полковник. Я теперь работаю в инновационном центре университета. Хотя и это лучше не кричать на всю площадь, – ответил Самарканди строго. – И я попрошу тебя запомнить это очень хорошо на будущее.

Подполковник Хайрулла понял свою ошибку и, улыбаясь, кивнул.

– Кто здесь знает дари[15]!.. – попытался он слабо оправдаться. – Но я рад, что ты добрался. Автобус стоит недалеко. Ждет.

Харун Самарканди, не оборачиваясь, поднял руку, и его люди вышли из дверей, через стекло которых наблюдали за полковником. Все они были оформлены туристической группой и одеты соответствующим для Европы образом, хотя без натяжки трудно было сказать, что европейские костюмы сидят на бойцах ладно. Только один компьютерщик Сарбаз отличался от всех стройностью и какой-то утонченной интеллигентностью. Но ему это было простительно. Сарбаз учился в Лондоне, и к европейской одежде привык, хотя в родном костюме он, несомненно, выглядит лучше. Но здесь не поняли бы человека, который приехал в Европу в родном костюме и с автоматом за плечом.

Подполковника Хайруллу знали все. Хотя бы в лицо или даже по имени. Но поздоровались с ним уважительно за руку даже те, кто никогда раньше с командиром другого отряда не общался. Восточная вежливость бывает присуща даже людям, всю свою жизнь посвятившим войне. И Самарканди гордился этой способностью своих соотечественников.

Всей группой, как обычно и ходят туристы, отправились к автобусу.

Шенгенская виза – штука удобная, она позволяла им без проблем и осложнений свободно передвигаться по всем странам Евросоюза, а камуфлированные костюмы в багаже легко объяснялись туристической направленностью поездки. Туристы же не только памятники культуры посещают, но и дикие уголки природы, хотя и урбанисты, и любители свежего воздуха называются одинаково. Оружия при себе, кроме простых перочинных ножей, никто не имел. Значит, и досмотра багажа опасаться было нечего.

Расселись быстро. Автобус тронулся. Подполковник Хайрулла устроился рядом с водителем на вертящемся кресле, предназначенном, скорее всего, для экскурсовода, сразу отвернулся от дороги, чтобы сидеть лицом к соотечественникам, и сказал на дари:

– Водитель знает только польский и русский языки. При нем разговаривать можно. Но лучше, если мы будем молчать по известному всем поводу. Однако все туристы, как правило, любуются тем, что видят из окон, и громко это обсуждают. Лучше выглядеть настоящими туристами. Кстати, из автобуса разрешается фотографировать. И это будет полностью соответствовать назначению вашей поездки.

Бойцы стали доставать из багажа фотоаппараты. Снабдить каждого фотоаппаратом постарался улем Садр ад-Дин, невзирая на то, умеют бойцы фотографировать или нет. Фотоаппараты были цифровыми, следовательно, в дополнение к умению фотографировать требовалось еще и умение работать на компьютере, да и сам компьютер иметь, чтобы посмотреть потом снимки. Вообще-то, говоря по правде, фундаментальный ислам к фотографированию людей относился не слишком лояльно. По крайней мере, профессия фотографа не считается престижной. Впрочем, Садр ад-Дин всегда слыл прогрессивным человеком и отдельные условности веры легко относил к суевериям. И потому признавал и компьютеры, и видеокамеры, и фотокамеры. Если жить в современном мире и не пользоваться его предметами, то на какой-то успех в любом предприятии, на конкурентоспособность, имея такого серьезного противника, как войска НАТО, вооруженные по последнему слову техники и науки, надеяться не стоит. Сабля, даже сделанная из самой лучшей булатной стали, никогда не разрубит башню танка. И улем Садр ад-Дин понимал это не хуже полковника Самарканди. И потому постарался сделать «боевых туристов» хотя бы внешне туристами настоящими. Улем ждал от полковника успеха в предстоящей операции. Как и сам, впрочем, полковник. А для достижения высокой цели хороши любые средства. Это был бы успех, который в дальнейшем принес бы новый успех, и не один, а целую серию успехов. Это было бы для натовских войск гораздо более сильным ударом, чем даже обладание единицей ядерного оружия…

* * *

Ехали долго. Бойцы отряда уже по большей части спали, но сам полковник Харун Самарканди спать не мог. Он не впервые был в Европе и даже заканчивал когда-то военную академию в Англии, но так и не сумел привыкнуть к европейской тесноте. Понятно еще, когда в городах такое множество людей. В афганских городах людей, конечно, тоже много. Особенно в торговых районах и на базарах, но все равно меньше. Однако с этим еще можно смириться. Города, они и есть города, хотя хорошего в такой жизни Самарканди ничего не видел. Но европейская теснота присутствовала и вне городов. Тесные маленькие поля, заборы, заборы и заборы кругом. Все разграничено, все очерчено и нет никакого простора. Даже рядом с дорогой – дома и заборы…