Она кинулась к тайнику, расположенному в кухне под кафельными плитками. Но деньги были целы.

На столе лежал пистолет Вадима. Нет, он не мог далеко уйти.

Соня не находила себе места.

И вдруг послышался тихий стук.

Она узнала его. И стала белой как бумага.

Этого не может быть!

Она подошла к двери и спросила:

– Это ты?

– Я, – ответили за дверью.

Она открыла. Потому что не могла не открыть ему. Она ждала этого момента долгие годы.

Дверь распахнулась. Он не очень изменился за все это время.

– Исаак, неужели это ты? – Соня с широко раскрытыми глазами смотрела на призрак своего мужа, Исаака Ляйфера.

В руках у него был клубок шерсти и спицы.

– Зачем ты пришел ко мне? Мне еще рано идти туда, я еще молодая, у меня много дел, Исаак…

– Ты не хочешь взять спицу? – спросил он. Высокий, лысый, с темными пронзительными глазами, он протягивал ей спицу. – Ну же, Сонечка, проткни мне и второй глаз…

И только сейчас она заметила, что из глаза, в который она тогда вонзила спицу, до сих пор течет кровь.

– Какой ты стал страшный, Исаак… Я не хочу умирать.

– Зачем ты убила меня?

– Потому что ты не слезал с меня, а мне было больно… Ты обращался со мной как с вещью. Ты кормил меня, одевал и обувал, но лучше бы ты сразу убил меня, вот как я тебя… Ты же хоть не мучился?

Исаак подходил к ней все ближе и ближе. Соня закружилась по комнате, она выкрикивала какие-то слова, что-то вспоминала из их прошлой жизни…

– Что ты теперь будешь делать с этими бумагами? – спросил он.

– Не знаю. Это все надо перевести с немецкого. Ты не поможешь мне?

– Я бы помог, Сонечка, но ведь я же ничего не вижу… Не вижу! Не вижу!

Он кричал, а она бегала по комнате, хватаясь то за одно, то за другое, у нее начиналась истерика.

– Зачем ты убила Анну? Алису? Андрея? Меня?

– Не-е-т! – крикнула она. – Я не хочу тебя видеть.

Исаак пожал плечами и вышел.

Это была месть Саши за Анну, осуществленная при помощи Германа и Марго. Это она изображала призрак старого скорняка, мужа Сони, Исаака Ляйфера.

Я же заманила в ловушку Вадима. Он вышел из подъезда на мой голос и уже на улице получил мощный заряд нервно-паралитического газа в лицо. Прикрываясь рукавом, я отскочила в сторону, чтобы не надышаться этой дрянью. Подождав, пока бандит отключится, мы с Германом оттащили его в кусты и ждали теперь в кустах возвращения Марго.

Она вышла и, тихонько похохатывая, принялась рассказывать нам о том, как натурально изображала Исаака.

И только когда мы услышали выстрел, мы поняли, что перестарались.

Мы вошли в квартиру и увидели Соню, лежащую на кровати. Она была в своем красном платье. Она убила себя выстрелом в рот. Ужасная смерть. На подушке лежала записка, а может быть, послание к другим цивилизациям. Там было крупными буквами выведено: «Я улетаю».

Очевидно, и здесь ей помог кокаин. Она была счастлива в то мгновение, когда пуля взорвалась у нее в голове.

Подавленные, мы вернулись в гостиницу, где нас ждал Карл. Мы сообщили ему о случившемся, а он, в свою очередь, рассказал о том, что Соня сделала с Алисой. Я не стала ему говорить, что видела несчастную в морге.

Была уже глубокая ночь, но спать никому не хотелось.

Мы беседовали о том, что убийцами все-таки не рождаются. Потом выпили за Анну и Алису…

Кошмар кончился. Но он оказался бессмысленным. Ради чего было убито столько людей?

– Странно, – задумчиво произнес Карл, – мой отец никогда не бросался словами. Не может такого быть, чтобы не было разгадки всему этому. Ведь он даже посыльного отправил с тем, чтобы Марго в конечном счете получила полный комплект папок.

Мы успели забрать рукописи из квартиры Сони до прихода милиции. И теперь снова и снова рассматривали их, пытаясь напевать что-то из хоровых партий. Но ничего на ум не приходило.

– Интересно, Штраух уже знает про Соню? – вдруг спросила Марго. – Жалко старика.

– Когда я уходил от него, я объяснил, что не могу оставаться в доме отца убийцы, – у него были такие глаза, такие… – вздохнул Карл.

Все разошлись по своим номерам. Я подождала, пока Саша уснет, и вышла из гостиницы. Администраторша спала, положив голову на руки и навалившись всем телом на стол. Она даже не слышала, как я открывала дверь.

Я вышла в ночь. Моросил слабый дождь. В письме тоже шла речь о каком-то красивом дождливом городе. Но только не о Марксе.

Сырой воздух отрезвлял меня. Я не верила, что это дело так и повиснет в воздухе. Я чувствовала, что разгадка где-то рядом. Но где?

Темная, неосвещенная улица. Перекресток. И там – одно светящееся пятно. Коммерческий ларек.

Я подошла. Заглянула. Худенький паренек курил в полном одиночестве.

– Послушай, можно к тебе погреться? – спросила я, мне действительно было холодно в одной джинсовой куртке и несчастном черном платье.

– Я не могу, – ответил он.

– Я же одна, грабить тебя не собираюсь. Мне бы кофе попить. Только не растворимого, а настоящего.

– Что же мне, пачку новую открывать?

Я протянула ему десятидолларовую купюру.

– Заходи, – он открыл дверь и впустил меня в теплое светлое пространство ларька. – Муж выгнал, что ли?

– Нет. Просто не спится. У тебя есть кипятильник?

Через некоторое время мы курили и пили кофе. Парень оказался умным, но страшно закомплексованным.

Когда кофе был допит, я попросила у него блюдце.

– Чего нет, того нет…

Пришлось выливать гущу в коробку из-под жевательной резинки.

С бьющимся сердцем я заглянула в чашку.

И увидела три креста.

– Ну ладно, мне пора, – сказала я и вышла на улицу. Я чувствовала за спиной взгляд паренька. Наверное, он подумал, что меня действительно кто-то выгнал из дома.

Я хорошо ориентировалась. И довольно быстро нашла дом Штрауха. Дом стоял тихий и неосвещенный. Конечно, было жутковато.

Я толкнула калитку и вошла во двор. Затем добралась в темноте до двери. Открыла ее беспрепятственно. Поднялась на второй этаж.

Откуда-то шел красноватый свет.

Я застала фотографа за работой.

Увидев меня, он сильно вздрогнул, но ничего не сказал.