– Одно другому не мешает, – презрительно ухмыльнулся Петроний.

Винсент опять обратился к Марку:

– Давайте все-таки подождем, пока над морем не разойдется туман. Увидим, что там делается, и тогда уже атакуем.

В глазах консула промелькнуло колебание, но затем он отвернулся.

– Выступаем немедленно. Чем дольше мы будем выжидать, тем больше пострадаем от их бесчинств, – отрезал он и спросил Винсента с явным вызовом в голосе: – А что собираетесь делать вы, мой благородный союзник?

Винсента выводили из себя пренебрежительные взгляды патрициев, толпившихся позади консула.

– Договор остается в силе, Марк. Мы выступаем вместе с вами, – ответил он сухо. – Надеюсь только, что нам всем не придется пожалеть об этом.

Пытаясь скрыть свою нервозность, Тобиас Кромвель мерил шагами палубу «Оганкита» и вглядывался в туман над водой.

Из тумана вынырнул небольшой тендер, быстро пересекавший полосу спокойной воды.

– Они выступают! – крикнул гонец, когда тендер вплотную приблизился к «Оганкиту».

– Черт бы побрал этот проклятый туман! – нетерпеливо бросил Тобиас. Но внутренне он ликовал. Гамилькар верно оценил обстановку и был прав, посоветовав Тобиасу и Джейми затаиться до тех пор, пока римляне не вступят в бой. А тогда их внезапное появление могло сыграть решающую роль, и Тобиас прекрасно понимал, какие преимущества это им дает. Вот только ждать было невыносимо…

Низкий удар грома докатился до них по воде, и он сразу понял, что это залп батареи.

«Пора», – решил он и улыбнулся. Захваченные ими пленные сообщили, что им противостоит всего один полк, 5-й Суздальский, которым командует молодой Готорн. «И почему, черт возьми, непременно должно было случиться, чтобы это был он?» – угрюмо думал Тобиас. Мальчишка был единственным из всей шайки, к кому он относился с теплотой и даже долей восхищения.

– Развести пары! – скомандовал Тобиас. – Мы выступаем.

– Неужели вы не можете раздолбать ко всем чертям эту цепь? – кричал Винсент. – Вы профессионалы или ребятишки, играющие в войну?

2-я Новродская батарея, занимавшая позицию в сотне ярдов левее полка, дала еще один залп. Винсент наблюдал за тем, как ряды карфагенян на ближайшем холме заколебались под натиском артиллерийского огня.

«Черт их побери, почему они не отступают?» По всему было видно, что огонь пушки им не внове. Он помнил, какой эффект произвел на русских залп из «наполеона», сделанный О’Дональдом поверх их голов во время той стычки, когда они впервые высадились на этой планете. Крестьяне немедленно бросились врассыпную. Эти же явно знали, что такое артиллерия.

Винсент чувствовал, что внутри у него все дрожит. «Интересно, – подумал он, – испытывал ли Эндрю то же самое, стоя впереди полка под огнем и ожидая момента, когда пора будет посылать людей вперед?» Но сейчас Эндрю рядом с ним не было. Все решения должен был принимать он сам, и ответственность за успех или провал операции лежала целиком на его плечах – как и за неизбежную гибель людей, помоги ему, Боже! Полк выстроился в предписанном по уставу боевом порядке, развернувшись на двести ярдов по фронту. Семь рот он выдвинул двумя рядами вперед, и еще три стояли колонной в резерве. Всего пятьсот двадцать человек. По обеим сторонам полка Марк разместил свою десятитысячную армию. Винсент глядел на римских воинов скептически. У них было мало общего с теми прославленными легионами Цезаря, о которых он читал в «Записках о Галльской войне». Но было бы нелепо ожидать иного после двух тысячелетий под властью тугар. Рим стал за это время таким же ручным и покорным, как и Русь.

Это было случайное собрание людей, вооруженных копьями, дубинками и щитами. Единственным подразделением, знакомым с воинской дисциплиной, была гвардия, входившая в состав Первого легиона, но и она оставляла желать лучшего. Винсент убедился в этом, наблюдая за тем, как десять воинских формирований, пятьдесят человек по фронту и десять в глубину, спустились с холма и двинулись в наступление.

Винсент выругался про себя, когда мимо него во главе наступающей колонны продефилировали верхом Марк и его свита. Вперед следовало бы послать ополчение, чтобы оценить силы врага, а лучшую часть войска держать в резерве, для решающего удара. «Уж если терять, то необученных ополченцев, а не профессиональных воинов, которых и так мало», – подумал он мрачно. Развернув лошадь, он еще раз окинул взглядом свой полк. Рисковать людьми подобным образом тоже было безумием, но здравый смысл воина вынужден был отступить перед политической необходимостью. Надо было доказать Марку, что русские – его надежный союзник, даже если ради этого придется пожертвовать многими жизнями.

– Пора и нам! – сказал Винсент и посмотрел на Дмитрия, на командовавшего 5-м Суздальским Юргенина и на Вельникова, командира 2-й батареи. – Вельников, ты выступаешь вперед вместе с полком и занимаешь позицию в сотне ярдов от него. Бугарин, твоя батарея остается на этом холме и оказывает нам поддержку.

Майор Вельников с улыбкой взглянул на своего двоюродного брата:

– На этот раз вся слава достанется мне, друг мой!

– Мы здесь вовсе не ради дурацкой славы, черт побери! – рявкнул Винсент, и Вельников замолк.

Винсент посмотрел вперед. Римский легион уже перевалил через гребень холма и начал спускаться с другой стороны.

– Не забывайте, ребята, здешние жители рассчитывают на нас. Покажем им, как умеют драться свободные граждане Руси! Примкнуть штыки!

Острые как бритва стальные клинки, звякнув, приготовились к бою.

– Штыки на изготовку!

Из всех глоток разом вырвался ритуальный наступательный вопль, и отполированные до блеска штыки были угрожающе выставлены в сторону врага.

Винсент указал саблей вперед. Знаменосцы выступили на несколько шагов перед шеренгой.

– Пятый Суздальский, шагом марш! Барабанщики начали отбивать ритм, и с почти идеальной точностью, как на плацу, полк тронулся с места. Знамена затрепетали на ветру. Пришпорив лошадь, Винсент двинулся вперед; Дмитрий и Юргенин держались рядом с ним.

Солдаты шли под ритмичную дробь барабанов, приминая высокую траву, перебираясь через низенькие каменные изгороди, сохраняя равнение по центру, который прочерчивал на поле воображаемую прямую линию.

На холме их ждали сомкнутые ряды карфагенян, выставив навстречу сплошной лес пик, протянувшийся на четверть мили.

Расстояние между ними сократилось до четырехсот ярдов, и Винсент взмолился про себя, чтобы Всевышний заставил противника испугаться и отступить. Мысль о том, что придется, остановившись в сотне ярдов от вражеской цепи, поливать беззащитных людей смертоносным свинцом, вызывала у него отвращение и наполняла сердце холодом.

Однако, поглядев на свое войско, он не мог не восхититься грозной красотой безупречного строя воинов, маршировавших с бесстрастной четкостью, как на параде.