Все мысли исчезли, когда их тела соприкоснулись.

Тело Симеона было напряжено, как тетива, а она, казалось, тает от нежности. От обоих пахло пылью. Но помимо запаха пыли и легкого запаха чернил, Исидора ощутила аромат пряной чистоты, исходящий от мужа. И этот аромат вскружил ей голову, она задрожала. А потом обняла его за шею обеими руками и крепче прижалась к нему.

Ревелс-Хаус

1 марта 1784 года

В тот же день

Перебирая пачки писем, Симеон испытывал чудовищное разочарование в своем отце и даже в себе. Прошлым вечером он вернулся из вдовьего дома и работал в кабинете до тех пор, пока глаза у него не стало заволакивать пеленой.

И все же проблема не только в его отце, но и в Исидоре. Он может привести в порядок дом, оплатить счета. Однако не в состоянии держать себя в руках, когда его жена находится рядом. Глядя на нее, он чувствовал себя загнанным зверем, словно даже каждый волосок у него на спине знал, что она в этой же комнате.

Подумать только, в своем возрасте он наконец-то понял, что такое романтика, ощутил силу желания и страсти. Валамксепа нередко цитировал ему отрывки из поэмы Руми, жившего 500 лет назад, и Симеон торжествовал, радуясь тому, что его не донимают некоторые вещи, от которых мучился поэт. И вот теперь он вынужден признаться, что Руми прав: разум теряет свою силу перед лицом страсти, которую он испытывал к Исидоре. Ему хотелось одного: вернуться в спальню и отдаться зову плоти.

Как животному.

Не как принципиальному и разумному человеческому существу, каким Симеон всегда считал себя.

Кстати, об этом он тоже начинал тревожиться.

Наконец он опустил перо и понял, чего боится: женившись на Исидоре, он предаст самого себя. Он даст волю самым разнообразным эмоциям. Его дом наполнится воплями матери и жены, которые будут постоянно скандалить друг с другом. Он не сможет выносить ее общество, потому что страсть к ней ослепляет его, лишает способности думать.

Симеон почувствовал себя больным: это было то же чувство, какое он с его людьми испытывал, когда их преследовал тигр.

Опасность…

Его жена беспокоилась ничуть не меньше. Исидоре хотелось быть герцогиней. Так она, во всяком случае, считала до появления мужа. Но ее желание стало еще сильнее, когда она выяснила, что Симеон настолько привлекателен, что при виде его у нее подгибаются колени.

Однако жизнь с ним может превратиться в сплошное унижение.

Она переживет любое неприятие общества. Он может разгуливать по Лондону без парика и бегать по Гайд-парку в подштанниках. Проблема в том, что она не очень-то ему нравится.

Исидора видела это по тому, как он старается казаться ей непривлекательным, по холодку в его глазах, появившемуся, когда она описывала перемены, которые собирается провести в доме. Да просто по тому, как он на нее смотрит!

Муж, которому не нравится жена. Не этого Исидора ждала, хотя нередко думала об этом. Женщинам она нравится. Мужчины ее хотят. Некоторыми она восхищалась, большинство просто терпела.

Исидора опустилась на один из немногих стульев, оставшихся в доме. Возможно, она заслуживает презрения, вспыхивающего в глазах Симеона. В конце концов, не такую жену он хочет.

Но что она может сделать? Как заставить мужчину полюбить себя? Как? Что мужьям нравится в их женах? Чувство юмора, дружеские, даже партнерские отношения…

Партнерство! Она может больше помогать ему!

Исидора вскочила на ноги. Симеон то и дело задает дворецкому вопросы о разных счетах. Уж если Исидора что и умеет делать, так это расспрашивать.

— Хонейдью, я хочу сходить в деревню, — сказала она спустя несколько минут. — И если вы прикажете приготовить мне ванну, то я переоденусь.

— Когда подать карету, ваша светлость?

Исидора опустила глаза на грязные юбки.

— Мне понадобится не меньше двух часов, чтобы привести себя в порядок, — сказала она.

Вообще-то она провозилась на час больше, зато, садясь в экипаж, Исидора была уверена в том, что выглядит подобающим образом: вроде и герцогиня на вид, но не слишком величественная. Она взяла с собой Люсиль и лакея, который нес тугой кошелек.

Деревня состояла из шести-семи заведений: пекарни, мясной лавки, кузницы, пивной и лавки, в которой, казалось, торговали всем, начиная с тканей и заканчивая керамическими кувшинами. Ах да, была еще церковь. Исидора немного помедлила, раздумывая о том, что викарий — это, конечно, очень важно, но что она может сказать викарию?

В считанные секунды она оказалась в главной лавке. Там было довольно темно, потому что потолок подпирался стопками всевозможных товаров. Стол был завален тканями, лентами, пуговицами и кулинарными принадлежностями; там стояла даже маслобойка.

— Ваша светлость, — прошептала Люсиль, — а что мы, собственно, тут делаем?

К ним вышел мужчина с худым лицом и низко поклонился.

Исидора стянула с рук перчатки.

— Могу я вам чем-то помочь? — спросил он.

— Да, — кивнула она. — Я бы хотела кое-что купить.

Выражение его лица не изменилось.

— Может, ленту? — предположил он.

В его голосе послышалась едва — едва! — различимая дерзость. Как будто если она герцогиня, то ей может понадобиться только какая-нибудь красивая ленточка — как игрушка ребенку. Словно герцогиня может позволить себе только ленту.

— Рулон шерстяной ткани, — сказала Исидора, выбирая самую большую и полезную вещь, которая попалась ей на глаза. Ей нужно было купить что-то крупное, что-то, что убедит торговца в том, что герцогиня Козуэй вполне способна истратить немалую сумму денег.

— Рулон ткани? — переспросил он. — Разумеется, ваша светлость.

Итак, ему известно, кто она такая. Послышался какой-то странный звук, и внезапно щеки торговца надулись. Потом он отвернулся, выбрал рулон грубой домотканой шерстяной ткани красно-коричневого цвета и выложил его перед Исидорой.

— Такой подойдет? — спросил он. — Ткань по восемь шиллингов за ярд. Сколько ярдов вам нужно? В своем магазине я принимаю только наличные деньги.

Этого недостаточно. Ей нужно куда больше.

— Мне нужно еще, — заявила Исидора.

— Еще ткани? — Он снова надул щеки и издал тот же странный всасывающий звук. — У меня есть синяя, серая, зеленая и всякая другая шерсть. Ткань нужна вашей светлости сегодня?

Да он смеется над ней! Исидора прищурилась.

— Мне нужно очень много ткани, — промолвила она, награждая его ослепительной улыбкой. — Возможно, мне нужна вся ваша ткань до последнего ярда. Она мне нравится.

— Шерсть всем нравится, — сказал он. И, оглянувшись, громко выкрикнул: — Рулоны шерсти!