Фрэнк без особого желания опустошил банку с пивом.

«Да глупости это все!» — раздраженно подумал он и пошел обратно, в спальню.

Внутреннее убранство его дома было уже почти готово. В течение последних двух месяцев Фрэнк посетил несколько антикварных магазинов Конкорда, а также торгующие всяким барахлом лавочки в других городках штата. Его понимание модной обстановки, подкрепленное советами Мэри, вылилось в хаотическое сочетание элементов современного сельского стиля, что наверняка бы не понравилось старине Майкрофту Дойлу. Да и Мэри в тот вечер, когда они с Фрэнком впервые занимались под этой крышей любовью, совершенно справедливо заметила, что бывший дом Дойла переживает прямо-таки сексуальную революцию. Старина Дойл прожил бобылем всю свою жизнь, и стены его спальни не слышали блаженного крика удовлетворенной женщины как минимум со времен второго президентского срока Дуайта Эйзенхауэра!

Дойдя до верхних ступенек и бросив взгляд на свой кабинет, Фрэнк увидел пишущую машинку, на которую через оконные стекла струился мягкий голубоватый свет. Она стояла на письменном столе, словно объект для поклонения. Мэри была права: он и в самом деле не написал ни одной строчки с тех самых пор, как приехал работать в «Деррисдир».

А может, теперь?..

Фрэнк не пошел в спальню — он сел за стол перед своей старенькой коллекционной машинкой «Ремингтон-3Б». Потрескавшиеся ивовые прутья плетеного стула больно врезались в его голые ягодицы, но он этого даже не заметил.

Франклин вставил чистый лист бумаги и проверил качество ленты.

Ему в голову только что пришла прекрасная идея…

Четырьмя днями позже Франклину выпало несколько выходных подряд — четверг и пятница, когда его студенты сдавали промежуточные экзамены по другим предметам, а также суббота и пасхальное воскресенье. Фрэнк решил воспользоваться ими, чтобы съездить в Нью-Йорк: ему хотелось повидаться со своим издателем, а заодно временно сменить обстановку, тем более что в течение нескольких последних недель он не покидал территорию университета «Деррисдир» даже на несколько часов.

Для этой поездки он включил в свой «багаж» и Мэри. Чтобы объяснить неожиданное решение отправиться в Нью-Йорк вместе с Фрэнком, дочь ректора снова заявила родителям о своем намерении поступить в школу стилистов в Манхэттене. В университете пока еще никто не знал об отношениях Мэри и Фрэнка. Это был их первый совместный уик-энд. А то, что их «вылазка» была как бы тайной, делало ее еще более пикантной.

Они встретились на железнодорожном вокзале Конкорда, чтобы вместе поехать в Бостон, а оттуда — в Нью-Йорк.

В Манхэттене Фрэнк был знаком только с Центральным парком и некоторыми местами, предназначенными исключительно для туристов и для тех, кому хочется поглазеть на панораму города. За свою жизнь Фрэнк в Манхэттене почти никогда и не бывал: его мать считала, что остров — какой-то сплошной ужас.

А вот Мэри знала тут буквально все и, как показалось Фрэнку, всех. Несколько поворотов направо и налево — и перед Фрэнком открылось совершенно незнакомое для него лицо города: прокуренные бары с потертой кожаной обивкой, полированной древесиной и фонариками из итальянского стекла. Эти бары предлагали в своем меню наибольший во всей округе ассортимент пива, а собирались в них люди, не очень уважающие существующие в обществе порядки, любители время от времени «оторваться» и прочая «богема». А еще Фрэнк увидел совершенно неожиданные для такого города, как Нью-Йорк, скверы и парки, замечательные джаз-клубы с современными инструментами и музыкой «для народа», а также заведения, в которых собираются сумасброды и чудаки из мира моды, столь дорогого для Мэри. Фрэнк и Мэри остановились в Нью-Джерси, в небольшой квартирке подруги Мэри, работавшей модельером. Жилище это было выкрашено от пола до потолка в розовый цвет. Здесь Фрэнк и Мэри с ненасытностью занимались любовью, а еще подолгу разговаривали, получая от этого не меньшее удовольствие.

В пятницу, уже в конце дня, Франклин наконец отправился на перекресток 52-й улицы и авеню Америк, чтобы встретиться там со своим издателем. Его офис находился на одном из средних этажей высотного здания, где разместились еще около трех десятков других издательств.

Альберт Дорффманн, возглавлявший «Бенчмарк Алтай Паблишинг», и был тем издателем, который опубликовал — кстати, принесшую ему неплохие барыши — книгу Фрэнка Франклина «Тяга к перу, или Писатели за работой». А еще он опубликовал великое множество различных трудов, написанных либо преподавателями университетов, либо для преподавателей университетов, а также для их студентов. Его издательство существовало не столько за счет закупок у него литературы книжными магазинами, сколько за счет приобретения у него различных книг библиотеками многих и многих сотен высших учебных заведений по всей стране. Этот, так сказать, «параллельный» книжный рынок обеспечивал гарантированный сбыт. Содержание книги при этом практически не имело значения: университетские связи автора, его влиятельность, высота занимаемого им поста — вот что являлось определяющими факторами. Автору книги вполне достаточно было порекомендовать свое произведение на паре научных конгрессов, председательствовать на конференциях, посвященных теме, которая раскрывалась в его книге, — и заказы начинали сыпаться один за другим. Подобная издательская деятельность обеспечивала стабильный доход. Кроме того, иногда случалось, что какая-нибудь из издаваемых книг вдруг получала признание гораздо более широкого круга читателей. Именно это и произошло с эссе, написанным Фрэнком Франклином.

— Как поживаете, мой юный друг?

— Замечательно, мистер Дорффманн, — ответил Франклин, входя в просторный кабинет издателя, который занимал застекленный угол здания. Это помещение отличалось безукоризненным порядком, явно контрастируя на фоне соседних кабинетов и коридоров, заваленных небрежно сложенными стопками рукописей, корректурных листов, различных документов, книг, опубликованных другими издательствами, а также конвертов с марками и пакетов, предназначенных для отправки в университетские издательства по всей стране.

— Сколько же мы с вами не виделись? — спросил Дорффманн.

— Почти шесть месяцев.

— Ай-ай-ай! Маловато я встречаюсь со своими писателями. Да, надо бы мне почаще ездить по стране. Знаете, я получаю гораздо больше известий от нашей дорогой Эды, чем от вас!

— От моей матери?

Издатель — низенький, очень полный, абсолютно лысый человек с добродушным, но при этом плутоватым взглядом (в нем чувствовались и любезность, и расчетливость) — улыбнулся Франклину и уселся в свое кресло.

— Она, похоже, затеяла какую-то большую работу, связанную с творчеством Оноре де Бальзака, — сказал он.

— Правда? Мне она об этом еще не говорила.

Дорффманн вскинул руки вверх.

— А знаете почему? Эда боится, что вы попытаетесь ее отговорить! Кстати, лично мне не удалось этого сделать, хотя я не раз и не два пытался переубедить ее. Вы только представьте себе: ей пришла в голову идея проанализировать романы Бальзака — все до одного!