Я провела рукой по лбу, словно этим жестом можно было охладить лихорадочные мысли. Значит, выровнявшиеся плечи Жужанны мне не привиделись?

– Что нам делать? – спросила я Дуню.

– Я могу помочь, доамнэ. Нужно огородить ее спальню, чтобы ему было не войти. Вчера она отвела собаку на ночь в кухню. Сказала, лает и не дает спать.

– Значит, мы должны сделать так, чтобы на эту ночь Брут остался в спальне Жужанны.

– Да, – согласилась Дуня. – И другое тоже надо сделать, чтобы не пускать к ней стригоя.

– Что?

Ко мне вернулась частичка моей всегдашней рассудительности. Я поняла: все Дунины приготовления должны остаться незамеченными, иначе мой муж их обнаружит и рассердится. Сейчас мною двигал сильный страх, сама же я толком не знала, чему и во что верю. Единственное, мне не хотелось усугублять и без того нервическое состояние Аркадия и добавлять ему страданий.

– Надо взять knoblauch[23]*, – сказала Дуня. – Я положу его возле окна. А ей на шею нужно надеть распятие и обязательно оставить Брута спать рядом. Это все, что мы можем. Но этого достаточно, пока она жива. Правда, вы должны знать, доамнэ, что если пройдут годы и она заболеет и умрет...

Дуня умолкла, словно все остальное было и так ясно. Мне же это было отнюдь не ясно, и я недоуменно взглянула на горничную и даже нахмурилась, поскольку не люблю недомолвок. Дуня упрямо молчала.

– Дуня, что это за манера говорить загадками? – наконец не выдержала я. – Если в дальнейшем Жужанна заболеет и умрет, что тогда?

– Она станет стригоицей, как и он. Но есть способ спасти ей жизнь.

Опять молчание.

– Какой способ? Говори.

– Убить его, доамнэ. Колом и ножом. Только так, и никак иначе.

* * *

Не знаю, что говорить, что думать и какие ощущения считать правильными. Иногда я смеюсь над собой за то, что согласилась участвовать в смехотворных Дуниных "охранительных приготовлениях". Я говорю себе, что вижу кошмарный сон про Влада. Я знаю причину этого сна: меня потрясли противоестественные отношения между ним и Жужанной. Вот она – настоящая причина, почему мой разум перестал сопротивляться нелепым крестьянским суевериям. Вдобавок меня измотала дорога, а затем и все остальное, что сопровождало похороны Петру. Люди не способны превращаться в волков. А Жрканна просто укололась булавкой.

Проходит несколько минут, и направление моих мыслей меняется. Я начинаю думать: я ведь видела то, что происходило в спальне Жужанны. Я тогда бодрствовала, как и сейчас Я помню гипнотический блеск глаз Влада и испытанное мною отвращение. И ледяное прикосновение его языка к моей коже я тоже помню.

Нет, никакая булавка, никакая брошка, никакая собака не оставят следов, которые я видела у Жужанны на шее.

Когда приехал врач, я обрадовалась и подумала: "Он – образованный человек. Он объяснит и происхождение отметин на шее, и внезапную слабость Жужанны, и вообще рассеет мои опасения, подтвердив абсурдность крестьянских суеверий".

Я проводила врача к Жужанне и осталась, чтобы присутствовать при ее осмотре. Врач оказался человеком средних лет. Скорее всего – выходец из среднего класса, но, несомненно, человек разумный и умеющий рационально мыслить. Но едва он вошел в дом, я сразу заметила какую-то скованность в его движениях, будто ему внезапно стало не по себе. Когда же он осмотрел отметины на шее Жужанны, скованность переросла в откровенный страх. Он дал рекомендации относительно диеты и заставил больную выпить снотворное. В коридоре я напрямик спросила его о причинах болезни. Врач отвечал крайне уклончиво, прячась за обтекаемыми фразами и стараясь не встречаться со мной глазами.

В отличие от служанок, он хотя бы не крестился!

Я решила не мешать Дуне претворять свой план в жизнь. Пусть делает, что задумала, пока об этом не знает Аркадий. Когда муж отправился в замок и уехал врач, мы с Дуней занялись приготовлениями. Мы опоясали окно ее спальни связками чеснока. Бедняга Брут следил за нашими действиями, опустив морду на лапы. Жужанна спала. Если бы не слабое дыхание, ее вполне можно было бы принять за покойницу. Думаю, благодаря снотворному собачий лай не помешает ей грядущей ночью.

Когда мы закончили возиться с окном и подошли к постели, чтобы надеть Жужанне на шею распятие, Брут даже не заворчал, а, наоборот, одобрительно завилял хвостом.

Я спросила у Дуни, не останется ли она ночевать в доме, поскольку было уже достаточно поздно. Она покачала головой и сказала, что не хочет волновать своего престарелого отца. Я попросила одного из слуг отвезти Дуню в деревню. Горничная пообещала, что обязательно останется на следующую ночь и будет вместе с Брутом дежурить у постели Жужанны. Не знаю почему, но рядом с этой хрупкой девушкой я чувствовала себя намного спокойнее. Когда Дуню увезли, меня вновь охватил страх.

Вскоре вернулся Аркадий, и я тут же забыла о собственных страхах, видя, что он пытается скрыть свое крайне нервозное состояние. Не выдержав, я спросила его напрямую о причинах его тревоги. Он ответил, что ничего особенного. Просто когда он возвращался домой, из леса вдруг выскочил волк. Столь внезапное появление зверя испугало и его, и лошадей. Аркадий тут же стал уверять меня, что бояться, по сути, нечего, поскольку волки достаточно трусливы и нападают только стаей.

Рассказ мужа звучал не слишком убедительно. Думаю, его нервозность опять была связана с Владом.

Но прошло каких-то полчаса, и я вновь стала думать: "Ну что я ищу какие-то причины, когда достаточно всего одной – тяжелая утрата? Не прошло и недели, как Аркадий потерял отца. Зачем я пристаю к нему с расспросами? Пусть успокоится".

Разве я могу сказать своему трезвомыслящему мужу: "Крестьянские легенды – вовсе не дурацкие предрассудки, а правда. Твой дядя – действительно вампир, и если его не убить, такая же участь ожидает и твою сестру"?..

Вчера вечером я разыскала в библиотеке массивный немецко-английский словарь. Сев в кресло, возраст которого насчитывал не менее двух веков, я положила увесистый том себе на колени и нашла слова "schwur" и "bund".

Договор.

Договор с дьяволом?

* * *

ДНЕВНИК АРКАДИЯ ЦЕПЕША

11 апреля

День прошел, не принеся никаких новостей относительно исчезновения Джеффриса и его возможной участи.

Я сплю очень мало. Стоит мне уснуть, как я сразу же возвращаюсь в лес, в темноту, обступавшую меня со всех сторон. Меня охватывает паника, мне кажется, что я обречен навсегда остаться в этом жутком мире, где сосновые ветви хлещут по лицу, где совсем рядом я чувствую горячее дыхание волка и слышу, как щелкают его челюсти под аккомпанемент неистового ржания обезумевших лошадей. Напрасно я изо всех сил натягиваю поводья – коляска крутится на одном месте. Ветви продолжают хлестать меня, и лошади все так же надсадно ржут, слыша рычание волчьей стаи. Я знаю: лес этот бесконечен и мне никогда из него не выбраться.