больше рождает теперь нам земля. И это все для тебя, для товарища. Все для вас, для фронта делаем мы, все! Трудимся день и ночь, наши украшения отдали мы фронту. И никто ни о чем не жалеет… Все для вас, для победы! Мы всем колхозом собрали деньги на танк. Если этот танк окажется вблизи тебя, стань его водителем, милый… Бей, уничтожай фашистов, чтобы им не захотелось еще раз попробовать… Желаю им быть разрубленными на части, этим гадам! Делай это ты, мое счастье! Твои старики живы и здоровы, и семья Мухота тоже. Передай мой привет Мухотджану! До свиданья, будьте оба здоровы, возвращайтесь с победой… Мы смотрим, смотрим на дорогу, по которой вы придете…»

Еще раз майор поцеловал двух храбрых туркмен и сказал также майор, что он представит их к награждению орденами.

Расстояние в 10 метров

Все говорило о том, что готовится наше наступление. Весть об окружении у волжской твердыни целой германской группировки еще выше подняла боевой дух войск.

В ночь на двадцать пятое января началась артподготовка. От пушечных выстрелов, от разрывов мин и авиабомб тряслась земля. Казалось, все лицо мира окутано дымом, пылью, туманом. Когда оборона противника была взломана огнем с земли и с воздуха, пришла очередь пехоты.

Батальону, в котором состояли наши герои, было приказано захватить большой укрепленный пункт на берегу Дона.

Батальон стал наступать с трех сторон. Несколько часов длился яростный бой, и оборона немцев была прорвана. Наши бойцы вошли в село. Это было первое село, освобожденное в этом наступлении.

Навстречу бойцам вышло все население: старики, женщины, ребятишки. Люди плакали от радости. Молоко, мясо, яйца вынесли хозяйки из домов.

— Милые! Голубчики! Сыны мои! — все повторяла одна женщина. И первый, кого встретила она, был Мухот. Она заливалась слезами у него на груди.

— Сынок мой! Сынок мой, ты спас меня, спас, — говорила она и приглашала Мухота войти в дом.

— Зайди, мой голубчик, зайди. Согреешься, выпьешь стаканчик!

Подошел к бойцам высокий старик. Он вытащил из кармана бутылку.

— С самым любезным мне человеком хотел я распить ее, — сказал старик. — Исполнилась моя мечта. Вот, возьмите… В холодный денек — это хорошо.

А вот идет мальчик, в объятиях у него автомат.

— Папанька, — говорит мальчик, — в партизанах погиб. Автомат, глядите, немецкий, папанькин трофей. Папанька сказал: как придут наши, отдашь… Нате.

Получив сильный удар под Воронежем, немцы откатились и до самой Касторной не могли остановиться. В бегстве своем они жгли и грабили, уводили скот. Под Касторной сосредоточились крупные силы немцев.

Наши разведчики, не встречая сопротивления, сигнализировали наступающим частям.

— Путь открыт!

Входя в село днем, узнавали, что немцы ушли утром.

А под Касторной разыгралось следующее.

Вечером батальон без боя занял районный центр.

Здесь решено отдохнуть. Ни души населения, пусто, все двери открыты. Видны с улицы столы в домах и стулья, и картины на стенах.

Бойцы, разделившись на группы, расположились в опустелых жилищах.

И вдруг — тревога. Оказалось, немцы, силой до полка пехоты, начали контратаку… В темноте ночи разгорелся бой. Немцам удалось овладеть половиной села. Наступило затишье. Обе стороны готовились к решительной схватке. По одну сторону широкой улицы засели немцы, по другую — наши. Немцы, открыв стрельбу, стали перебегать через улицу.

Разведчики разместились в нескольких домах на краю села.

Против разведчиков сражалась по крайней мере рота немцев. Как только немцы подступили к домам, в которых засели разведчики, Мухот открыл с чердака огонь. Пять-шесть человек упало. Это послужило сигналом для остальных разведчиков. Немцы были встречены автоматными очередями. Им не удалось перейти улицу.

Отступая, они стали стрелять по домам зажигательными пулями. Легко воспламенялись деревянные русские избы… Горящие стены рушились.

Тогда командование приказало решительно атаковать немцев.

Первыми пошли в бой разведчики, за ними с криком «Ура!» — весь батальон. Завязались рукопашные схватки.

Разведчики находились на той стороне улицы, во дворе. Немцы обстреливали этот двор. Особенно старался один их пулеметчик, стрелявший из соседнего дома. Нужно было снять его, и за это взялись двое храбрых. Один из них был Мухот. Они поползли к дому. Там были свалены дрова под стеною дома. Нужно было только достичь этой груды дров и укрыться за ней. Это решило бы задачу. Занять лишь позицию там, за дровами. Если удастся это двум храбрым, то может быть, решится и вся судьба батальона…

Десять метров до дров, всего лишь десять метров. Эти десять метров решают все. Может быть, в них исход боя.

Это понимали не только Мухот с товарищем, но понимали также и немцы.

Товарищ Мухота лег грудью на землю и пополз. И тут же остался неподвижен. Теперь ползти Мухоту. Может быть, перебежать? Нет, это невозможно. Мухот был уже ранен в бедро. Но все же нужно, нужно одолеть эти десять метров!

А вокруг — бой, рвутся гранаты…

— Хох! — кричали фрицы. — Хох!

А «ура» раздавалось все реже, потому что фрицев было гораздо больше. Вот именно в этот момент боя и решили бы дело пятнадцать свежих бойцов! Тем более, это были опытные, прошедшие огонь и воду бойцы… Но они были скованы засевшим в доме пулеметчиком. И поэтому нужно было убрать этого пулеметчика, убрать поскорее.

Это можно было сделать одной гранатой. Лишь бы добраться до сваленных дров. И хоть умри, а надо добраться!

Эта та цель, высокая, святая цель, которая раз в жизни встает перед человеком… Мысль о том, что он может умереть, так и не дождавшись исполнения мечты, на мгновение овладела Мухотом. Но это продолжалось только мгновение, и он даже прикусил губу, так ему стало стыдно своей слабости. И, отбрасывая снег автоматом в разные стороны, Мухот пополз. Дождем сыпались пули. Не успел он и на длину руки отползти от неподвижного товарища, как тело его обожгло…

Карягды все это видел.

— Ах, брат мой, дорогой! — вскрикнул он и в два прыжка очутился возле Мухота. Одну за другой он швырнул две гранаты в ту сторону, откуда бил пулемет. Еще сыпалась пыль, и гремел воздух, а Карягды уже был в укрытии за дровами.

— Ура! — закричали разведчики.

Карягды метнул еще две гранаты. Они попали в окно, и проклятый пулемет умолк.

— Ура! — кричали разведчики, поднимаясь с мест.

Еще теплилась жизнь Мухота. Он слышал голос Карягды и понимал, что происходит. Только и слышались крики «ура». А «хох», вражеское «хох» уже не было слышно…

Улыбнулся Мухот.

Подошел Карягды, спросил:

— Ну, как ты себя чувствуешь, милый Мухот?

Мухот открыл глаза.

— Положи меня на спину.

Карягды