Если бы она тогда согласилась!..

– О Нед. Любовь моя… – Лидди покачала головой. – Моя лучшая школьная подруга, Лора Козенс, вышла замуж по любви за младшего приходского священника и живет в Уэльсе. Я навещала ее в прошлом году. У них вши и блохи, крысы грызут продукты, сама она носит одно и то же серое платье летом и зимой. Я так не хочу, – она покачала головой. – Мы ели репу. Три раза. А ее муж заявил мне, что это удовольствие – жить как честные крестьяне. Я возразила ему, что крестьяне все-таки должны есть, кроме репы, еще и свинину, а он начал рассуждать про Вавилон и Мамону. Мы с Мэри выдержали у них только два дня. Даже Мэри согласилась, что у них ужасная жизнь.

Нед отвернулся от нее, а она, прикусив губу, глядела на него и вдруг заметила, что его сгорбленная спина сотрясается.

– Дорогой… – начала было она, но тут же поняла, что он смеялся. – Я не понимаю, что в этом смешного.

– Неужели не понимаешь? – удивился он, выпрямляясь и вытирая глаза. – Твой прагматизм невероятно бодрит меня, дорогая, – правда, это одно из качеств, которые я люблю в тебе…

Лидди с опаской посмотрела на него; она просто не привыкла, чтобы над ней смеялись, но, когда он произнес слово «репа», она невольно улыбнулась и сама. Он обнял ее за плечи, словно они были друзьями, а не только влюбленными, и они вместе посмеялись. Нед был для нее как солнышко, Лидди наслаждалась его золотистым теплом после угрюмой обстановки родного дома. Он улыбнулась ему и, загнув указательный палец, позвала к себе.

– Мне пора, – сказала она. – Я не могу остаться у тебя…

– Еще один поцелуй, – попросил он и привлек ее к себе. Они поцеловались, и Лидди переполнял восторг от его прикосновений, его губ, от обещания еще больших удовольствий в будущем.

– Я закрываю ночью глаза и вижу нас с тобой в нашем собственном мире, – шепнул Нед ей на ушко. – Ты повелительница этого мира. У нас растут дети – трое детей. Мы невероятно счастливы, Лидди.

– Да, – ответила она и подумала, не совершает ли она ужасную ошибку. Не следует ли ей остаться сейчас с ним, как ей отчаянно хотелось. Да. Она и сама видела тот сияющий дом на горке, скрытый от посторонних глаз. Безопасный, теплый, надежный. И она хозяйка этого дома.

Она вздрогнула, когда губы Неда обдали ее жарким дыханием и слегка коснулись ее ушей. Он погладил ее волосы и отодвинулся.

– У тебя даже ухо красивое. Я хочу нарисовать его. Ты мой соловушка в клетке. – Он посерьезнел. – Я тревожусь за тебя, любимая. Верь в меня, и у меня все будет хорошо. Очень скоро. А пока будь умницей и прогони от себя Ронсли.

– Легко сказать, – мрачно возразила она. – Но если я откажу ему, отец рассердится, и это развяжет Брайант руки. Она и так чудовищная, но пока сдерживается – боится, что я выйду замуж и мой муж будет настроен против нее.

– Как можно быть такой злой? – Нед покачал головой.

– Я тоже этого не понимаю.

– Пертви рассказывал, что она по ночам что-то бормочет сама себе. Он слышал ее голос через стенку.

– Она рассказывала нашему садовнику, что выросла во Флитской тюрьме для должников. Что просила у прохожих еду, любую еду для своей семьи через решетку в стене. Что ей было тогда четыре года. И что она ночью выбралась на улицу, когда тюрьму сносили. – Лидди содрогнулась. – Я верю этому. А иногда мне кажется, что она, по ее мнению, делает все это ради моего блага. Но чаще я подозреваю, Нед, что она просто сумасшедшая и что у нее гнилая душа. Она встает перед зеркалом и прикладывает к себе мамины платья. И при этом у нее жуткие глаза – как у заводной куклы. Ты понимаешь, что я имею в виду? – И Лидди снова содрогнулась.

– Я все понимаю, – ответил он. – Короче, не известно, было ли в ней раньше что-то хорошее… – Он взял в руки свой блокнот, прислонился спиной к подоконнику и стал что-то рисовать. Маленькая бурая пташка, сидевшая за окном, испугалась и улетела.

– Что это? – спросила Лидди.

– Не зли ее, пожалуйста. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Чтобы у нас все было хорошо. Помни про нашу мечту и береги себя. – Серые глаза Неда сурово сверкнули на его добром, мальчишеском лице. – Поцелуй меня, Лидди.

Она снова поцеловала его и снова купалась, нежилась в потоке необычайного тепла и страсти. Потом отступила на шаг, натягивая перчатки, и испуганно воскликнула:

– Нед, все это время дверь была открыта.

– Клянусь тебе, нет, не была. Какая досада. Видно, задвижка отошла. Дверь плохая, кривая. – Взяв свой ридикюль, Лидди стояла и смотрела, как он смущенно повернул дверную ручку. – Ой, ладно. Ты приедешь на следующей неделе? Ты ведь приедешь, правда, любовь моя?

Лидди не могла отвести от него глаз: ведь он стоял тут, перед ней, она ощущала его запах, видела его милые серые глаза, тонкий изгиб верхней губы, так романтично взъерошенные волосы. Как могла она не приехать, несмотря на риск? Как могла без него жить? Она дотронулась рукой в перчатке до его обеспокоенного лица и поняла – в ней что-то изменилось, она повзрослела, в чем-то повзрослела.

– Конечно, приеду.

Она спускалась по лестнице одна, не разрешив Неду проводить ее до кэба. За ее спиной хлопнула дверь. Она вышла на улицу, и одна из лошадей заржала. Лидди удивленно подняла голову. Ведь прежде точно было только две лошади? Ну а теперь их четыре. Она протерла глаза, испытывая усталость, и внезапно услышала:

– Садись.

Чья-то рука стальной хваткой сжала ее локоть. Знакомый широколицый кэбмен вел ее к карете.

– Нед! Помоги! Нед! – крикнула она.

Но ее втолкнули в карету. Она наклонилась вперед, подбирая юбки, и обнаружила перед собой бледное, потное лицо ее отца. На грязный двор выбежал Нед Хорнер, он звал Лидди. Отец выглянул из окна кареты и приказал кучеру трогаться, а в подтверждение своих слов постучал по крыше серебряным набалдашником трости.

– Лидди, Лидди, куда тебя везут? – кричал им вслед Нед.

Мистер Дайзарт заговорил, и его голос звучал печально и до странного отчужденно:

– Ох, Лидия. Меня ведь предупреждали, когда ты родилась, что твои серебристо-желтые волосы – знак греха. – Он вытащил из ее пучка прядь волос своими длинными, тонкими пальцами. – Тогда я не поверил им. Но теперь, боюсь, я должен тебя наказать.

– Отец, Нед – приличный молодой человек, он друг Пертви…

Отец стукнул тростью о пол. Он разозлился, Лидди видела это; он не терпел возражений.

– Не перебивай меня.

Лидди повернулась к нему и увидела его странные янтарные глаза, словно желтые щели в полумраке кареты. Он был похож на кота – крадущийся, ленивый, опасный.

– Ты порочное, порочное дитя, – раздраженно прошипел он. – Ты опозорила нас. Мне пришлось взбираться по ступенькам этой грязной лачуги. Надо мне было с самого начала слушать мисс Брайант, когда твоя сестра приходила ко мне со смехотворными сказками о плохом обращении с тобой. И что я получил? Вот этот позор. Я разберусь с тобой дома, моя дорогая.