– Мисс… – Чей-то голос окликнул ее с улицы; она остановилась и вгляделась сквозь железные узоры на медленно шедшего к ней человека.

– В чем дело? – резко спросила она. Сегодня в ее сердце не было места для милосердия.

– Мисс… мисс Дайзарт, пожалуйста, вы можете уделить мне минутку?

Судя по голосу, это был молодой человек, но шел он, с трудом волоча ноги. Великоватая шляпа с широкими полями скрывала его лицо. Мэри вздрогнула – неужели это ее любимый Пертви, которого она не видела уже несколько месяцев! Она подошла к калитке, боязливо оглянувшись перед этим – у мисс Брайант были глаза – и шпионы – по всему дому.

– Уходи, – громко сказала она. – У нас ничего нет для тебя.

Парень приподнял поля шляпы.

– Мэри…

Мэри с удивлением увидела, что это Нед Хорнер, но такой худой и бледный, что она с трудом его узнала.

– Нед?

– Скажи мне, – он схватил ее за руку сквозь прутья, – она еще жива? Или та женщина уже убила ее?

Его лицо было еще более худым, чем у Лидди, если такое возможно. Да и весь он был просто ходячий скелет. Его пиджак был довольно респектабельным, хоть и грязным, но вот брюки держались на веревке, башмаки развалились, и Мэри видела в них пальцы, лиловые, в гнойниках, а на одном из них не было ногтя. Под глазами Неда были мешки, щеки ввалились. Мэри старалась изо всех сил не показать свой шок.

– Нет, еще нет. Она живая. Нед, дорогой, – прошептала она как можно тише. – Как мне грустно видеть тебя в таком состоянии.

– Я шел из Блэкфрайерс весь день и всю ночь. Я сейчас слабый – приходилось останавливаться и отдыхать – сейчас я не могу долго идти. – Он закашлялся. – У меня боли в груди, но теперь уже стало лучше. – Его глаза лихорадочно блестели.

Мэри смотрела на него сквозь железные узоры.

– Нед, дорогой. Принести тебе еды? – Что еще могла она сделать? Пригласить его в дом? Это был ее христианский долг, а также безумие. – Подожди здесь, я сбегаю в дом за супом…

Но он яростно тряхнул головой:

– Я… я ничего не хочу. Я не хочу навредить ей. Мне надо, чтобы ты передала ей записку. В тот последний раз мы поспорили, потому что она считала, что я не хочу отказываться от моих идей и писать то, что хочет видеть публика. А ведь тогда мы могли бы пожениться и жить вместе. Она… – Тут его сотряс приступ кашля, и он вцепился в железные прутья, чтобы устоять на ногах. Мэри сжала его костлявые руки. Когда он откашлялся, на его грязном носовом платке виднелись капельки крови.

– Ты очень болен, – сказала она. – Ох, Нед…

– Все будет нормально. – Он одарил ее тенью улыбки. – Честное слово, Мэри. Передай ей, что я снова пишу картину. Она будет продана за тысячи гиней, и мы будем богатыми. Ты веришь мне?

Она ласково улыбнулась, словно успокаивая малое дитя.

– Да, Нед.

– Мэри, я говорю правду! Она называется «Соловей», и на ней изображена Лидди – мне не нужны эскизы, все из памяти: она держит механическую птицу, которая поет целый день, они заключены в ловушке комнаты, она и соловей, он в клетке, а она свободная, правда, ее разум благословенно свободный… В последнюю нашу встречу мы говорили о заводных куклах, и это натолкнуло меня на идею – «Император и Соловей», ты знаешь эту историю? – Он снова закашлялся и на этот раз, казалось, не мог остановиться, словно и сам стал механической игрушкой, умевшей повторять только резкие движения.

Мэри, потрясенная, открыла калитку, уже не боясь, что ее увидят. Но он попятился.

– Нет! – воскликнул он, пятясь от нее.

Мэри протянула к нему руку.

– Нед, дорогой, – растерянно сказала она. – Я хочу помочь тебе, но боюсь, что не смогу! Тебе нужен доктор, теплая постель и суп и… и… – Она в отчаянии ломала руки. – Но где же твои друзья? Почему они не помогут тебе? Где Далбитти?

Он остановился и закрыл глаза. Словно маленький мальчик, оставшийся один на свете.

– Далбитти все еще в Германии. Я не могу дергать бедного парня, у него и так много хлопот.

– Далбитти добрый, – возразила Мэри. – Он поможет тебе. Разве вы не обещали помогать друг другу?

Нед улыбнулся, и Мэри узнала в нем прежнего, доброго и страстного Неда.

– Пожалуй, да, пожалуй, я напишу ему, – ответил он. – Он будет рад услышать, что я виделся с тобой, Мэри. Он спрашивает про тебя каждый раз, когда пишет мне. Знаешь, «каштаны и цыпленок» – вот наш сигнал, просьба помочь.

Слегка смутившись, Мэри спросила:

– А где твой отец?

– Увы, отец ужасно болен, бедняга, и его дни сочтены. – Он печально вздохнул. – Ты должна понять одно – я приду за Лидди. Ты передашь ей это? Ты позаботишься о том, чтобы она не умерла? Расскажи ей про соловья… и однажды я приду за ней. Когда… когда поправлюсь.

Она снова протянула к нему руку, но Нед покачал головой.

– Прощай, милая сестра, – пробормотал он, торопливо зашаркал к «Фляжке» и вскоре скрылся из виду.

Мэри повернулась и пошла в дом. На пороге она замерла и оглянулась на цветы. «Я ничего не сорвала для Лидди. Вместо этого я расскажу ей о Неде».

Но тут же она вспомнила желтые белки глаз, ввалившиеся щеки Неда, кровь на платке, его лихорадочное состояние и медленно прикусила кончик пальца. Она поняла, что сестре станет еще хуже, если она расскажет ей подробности своей встречи с Недом: его утверждение, что он снова пишет картину, когда у него нет денег на хлеб, не говоря уж о холсте и красках. Возможно, что и его земные дни уже сочтены.

Скрепя сердце Мэри решила, что ни слова не скажет сестре о Неде. Но будет молиться за него, ведь его душа, несомненно, скоро окажется на небесах. Так она и делала, каждый вечер. Прошло еще шесть месяцев, и от него не было слышно ни слова.

1892. Сентябрь

Отец вернулся десять дней назад – но Лидди пока еще его не видела. Ее ужасно расстроил отъезд Мэри в Лайм к кузине. Лидди умоляла не бросать ее, но Мэри, странное дело, заупрямилась. «Мне необходимо сменить обстановку, Лидди. Дорогая моя, пожалуйста, постарайся понять, что для меня эта ситуация такая же тяжелая, как и для тебя». И Лидди поняла, что пришел момент, когда началось отчуждение, от нее все отвернулись и старались держаться на солнечной стороне жизни, подальше от тени несчастливого дома. Ни слова, ни одного слова от Неда. Пертви уехал в Париж продолжать занятия живописью; по словам Мэри, на этом настоял Далбитти. Мэри покидала ее не в первый раз, чтобы дышать морским воздухом, побыть с милой тетей Шарлоттой, посещать балы. Ей даже позволили купить новую шляпку и перчатки. Для этого мисс Брайант ходила с ней в «Маршалл» и «Снелгроув».

Мисс Брайант была за эту поездку, значит, Лидди будет почти все время вдвоем с ней в доме. Гамболл и Лидгейт были уволены мисс Брайант во время отъезда отца из соображений экономии. Ханна уехала навестить сестру.