– Пусть уходит, – простонал Уиллит, возвращая корзину Ганнибала в повозку. – Кобальт проделал то же самое с каждым из нас. Все спят и видят, как бы его убить, но не находится смельчака, который бы попытался.

– …вас опалит огонь правосудия! – продолжал возмущаться и протестовать Ганнибал.

Не обращая на него внимания, Уиллит приблизился к клетке Клевер.

– Всю жизнь я искал хоть кусочек удачи, а она вечно доставалась другим, – пожаловался он. – И что же получает бедолага, который всего-навсего мечтает убежать от убогой жизни и вечных печеных бобов? Его проклинает ведьма. Ночами не сплю, так чешется. И днем нет мне покоя от зуда.

– Вы не пробовали принять ванну? – спросила Клевер.

– Это тебе не шуточки! – выкрикнул Уиллит. – Я объясняю тебе, как устроен мир. Рассказываю о несчастьях страдальца.

– Страдания убийцы не вызывают у меня сочувствия, – сказала Клевер.

– И все же ты мне поможешь, – Уиллит вскочил в седло. – Может, Оберн тебя и хочет заполучить, но кое-кому ты нужна еще больше. Ты прямо королева бала, все хотят с тобой потанцевать.

Клевер не успела спросить, о чем это он. Гриб забрался на козлы и, усевшись рядом с Лопатой, щелкнул поводьями. Повозка со скрипом тронулась следом за Уиллитом по дороге, уходившей в тенистый вечерний лес. Под колесами захрустели сосновые иголки, покрывалом укутавшие землю.

Однако всего через несколько минут лошадь Уиллита замедлила шаг и остановилась, мерно пережевывая траву, пока ее всадник заряжал Пистолет.

– Вот что я вам скажу, – пробормотал Уиллит, почесывая ухо рукояткой пистолета. – Не люблю, когда на меня пускают слюни.

Он направил свое пугающее оружие в небо и замер, хмурый и неуверенный, будто заколебался. Но затем все же выстрелил. Все ждали этого, но выстрел заставил их вздрогнуть.

– Я такого обхождения не люблю, – с этими словами он вернул Пистолет в кобуру.

– И кому это было предназначено? – решительно спросил Гриб. – Не Кобальту ли?

– Той брыластой собаке.

– Ну, собака стоит ровно столько, сколько ее хозяин, – заметил Гриб. – Вряд ли она виновата в том, как ее воспитали.

– Не плачь в свой шелковый платочек, Гриб. Паскудная псина всего-навсего охромеет.

Клевер представила себе, как пуля взлетает в небо и, развернувшись, несется к ничего не подозревающей собаке Кобальта.

– Кобальту не понравится, что ты подранил его собаку, – не унимался Гриб.

– Может, в следующий раз Кобальт будет держаться подальше от меня и моего добра, – пришпорив коня, Уиллит поскакал вперед.

Гриб, одобрительно крякнув, толкнул в бок Лопату.

– Вот поэтому он и главарь. Уиллит всегда думает о будущем. Такой уж у него ум – смотрит широко и все расклады понимает!

Когда они, наконец, нагнали Уиллита, оказалось, что браконьер пристально смотрит на глубокие тени, отбрасываемые большим валуном.

– Что там, босс? – осведомился Гриб, останавливая повозку.

В тени что-то шевельнулось и зашипело. Лошади зафыркали и замотали головами.

– Что там такое? – спросил Лопата.

– Ты не чувствуешь запаха? – Гриб перешел на шепот. – Если пахнет дохлятиной, а ведет себя не как дохлятина, это может быть только одно: гнусы.

– Кто здесь? – крикнул Уиллит.

Безжизненный голос, ответивший ему из тени, звучал так, будто кто-то катал камешки по сковородке.

– Зачем ты вызвал мою госпожу?

Тварь высунула на свет низко опущенную голову, царапая землю когтистой лапой. Когда-то это был барсук. На клочках меха, не запачканных кровью, виднелись полосы. Заскорузлая морда ощерилась в вечном рыке, обнажив верхние клыки. Нижняя челюсть была сделана из согнутой пилы. Грудную клетку заменил помятый чайник.

При виде такого чудища лошади, хрипя, взвились на дыбы. Гриб и Лопата ласково уговаривали их и цокали языками, пытаясь успокоить, но лошади продолжали пятиться и толкать повозку. На каменистом откосе тяжело груженная повозка качнулась и накренилась. Ящики задвигались вокруг Клевер, только кожаные ремни и собственная тяжесть удержали их на местах.

– С тобой я не желаю разговаривать, – заявил гнусу Уиллит. – Согласен говорить только с самой Штопальщицей. Она меня знает.

– Она знает, что ты вор, – проскрипело жуткое создание.

– Я и не отрицаю этого, – сказал Уиллит, почесывая затылок. – Зато у меня есть то, что она ищет. Скажи ей, пусть придет. Если она снимет проклятие, то получит, что хочет.

– Госпожа ничего от тебя не хочет.

Лошади жалобно ржали, дергали окровавленные удила, сталкивались головами. Диковины двигались все ближе к животным, казалось, они наслаждаются их паникой. Грязь мешалась с конской мочой, лошади пятились, тянули и рвали упряжь. Повозка, которую они подталкивали все ближе к придорожным валунам, качнулась и накренилась. Видя, что происходит, Клевер всем весом навалилась на решетку, надеясь опрокинуть клетку.

– Я раздобыл лягушку, – сообщил Уиллит. – И Клевер Элкин в моих руках.

– Это невозможно, – сказал гнус.

– Смотри сам, – ответил Уиллит.

Барсук подковылял к задней части повозки и, поднявшись на задние лапы, посмотрел на Клевер пустыми глазницами. Она ясно видела его во всех устрашающих подробностях. Казалось, кто-то сделал этого зверя в приступе ярости. Его задние лапы крепились к позвоночнику коваными вилками, а липкая шкура была прикручена к остову проволокой.

Гриб изо всех сил старался не дать лошадям опрокинуть повозку.

– Хочешь, я пристрелю его? – спросил Лопата.

– Нет! – испуганно выкрикнул Уиллит.

Барсук резко вскинул голову и заговорил с Клевер.

– Ты она?

Клевер трясло не меньше, чем лошадей, ладони, вцепившиеся в решетку, вспотели, но она заставила себя отвечать смело.

– Я – Клевер Элкин.

– Тише, девочка! – прошипел Ганнибал. – Если Штопальщица сделала такое с барсуком, то что же она сделает с тобой?

– Видишь? Девушка сама признается. Иди и расскажи Штопальщице. Кобальт чуть было ее не забрал. У него есть все части, но собирать головоломку будет Оберн, и это вопрос времени. Пойми, Штопальщица хочет получить лягушку. Ей не понравятся намерения Оберна.

– Если ты лжешь, Штопальщица сотрет твои зубы в порошок и развесит твою кожу на просушку…

– Довольно! Я знаю ведьмин нрав! Беги к ней и расскажи, что у меня есть.

Барсук понюхал воздух, словно запоминая запах Клевер, развернулся и поковылял в темноту. Лязганье его костей о металл растворилось в шорохе чащи.

– Я думал, мы везем девчонку сенатору, – проблеял Лопата. – А от Штопальщицы лучше держаться подальше. Не хочу я с ней якшаться.