— Батареи давно получили?

— Дня три назад.

— А в торпеде что за батарея? Дайте-ка ее послужной список.

— Да мы тут собрали.

— Что значит собрали? С бору по сосенке?

— Ну, у нас тут было полбатареи.

— А вторая половина откуда?

— Да мы здесь давали на время в курятник. — ?!?

— Света там не было, так эту батарею мы там приспособили. А сейчас забрали.

Все стало ясно. Было такое. В отдаленных гарнизонах, в отдаленное время… Начальство жало на торпедистов-давай торпеду. Доложить честно, что приготовить не могут из-за собственного головотяпства не решились. Вот и результат. Батарея быстро «села» на дистанции, торпеда с положительной плавучестью всплыла незамеченной. Дней десять носилась по воле волн, пока те не выбросили ее на пляж.

Такой результат стрельб равносилен команде: «Осмотреться в отсеках!» Всем на своих постах. Иначе грядет самый неприятный вариант окончания торпедных стрельб: после проведения атаки и выпуска торпеды, она не подает никаких признаков своего присутствия. Как говорится — пришел, увидел, потопил. Тогда дружная торпедная семья начинает расслаиваться. Все, кому следует по служебной иерархии временно, но подчеркнуто, переходит с ТЫ на ВЫ. Достают свои записные книжки и начинают вносить туда разного рода пометки о сомнениях, замечаниях, сопутствующих подготовке, транспортировке, погрузке торпед, снятии стопорных транспортировочных устройств. А также вопросы, подлежащие дальнейшему уточнению. Когда торпедные аппараты отстреливались водой? А кто опускал курковой зацеп? А включались ли магнитофоны? Это со стороны готовивших торпеду к выстрелу. Флагмин листает приложение к формуляру торпеды и узнает, что последний ремонт торпеды был произведен на целых три дня позднее требуемого срока и подпись здесь неразборчива. Просматриваются листы приготовления и контрольно-опросный лист, дополнительные указания. Впрочем, суета эта до поры до времени. Финал известен: в акте запишут «причина потери (никогда не пишут „потопления“ — вдруг найдется) торпеды не установлена, предположительно, имел место отказ материальной части». И непременно приложат к акту проект приказа о наказании виновных. Заметим здесь мимоходом, так уж получилось, что в торпедах разбираются все: от Главкома до корабельного медика. Теперь вот и из уст самого августейшего лица выпорхнуло слово «торпеда». В нехорошем смысле. Неспециалисты почти всегда говорят о торпедах свысока. Когда речь идет о навигационном комплексе, который перепутал север и юг — тишина. Говорят специалисты, остальные кивают головами и раздувают щеки. Когда говорят ракетчики о срыве старта — тишина, все внемлют им с пониманием во взоре. Когда говорят о потерянной торпеде — говорят все. Непременно о запирающем клапане, курковом зацепе, перебивая друг друга, и обязательно о проекте приказа о наказании… Кошмар. И пошел этот кошмар от фиумских торпед, за которые платили золотом. Сейчас делаем сами. Некоторые образцы — за медные деньги, но все равно бороздят море атомоходы в поисках торпед, стоимость которых иногда не превышает десятка тысяч рублей. «Торпедисты сами себе загнали ерш в одно место и теперь пытаются вытащить его зубами, — говаривал в свое время Михаил Борисович Розенштейн, — но не получается». Ерш так и сидит в том самом интересном месте. До сих пор. Правда, торпеды нынче дорогие. Значит, пусть посидит.

Однако вернемся к самому неприятному варианту окончания торпедных стрельб.

Если таких случаев потерь торпед поднакопилось, то придет в движение вся толща минно-торпедной службы, доселе дремавшая на собственных успехах.

А толща — это все, что между заводом-изготовителем торпеды и кораблем: главки, институты, заводы, управления, штабы, арсеналы, склады, базы, кразы, краны и матрос имярек. В «золотом сечении» этой иерархии УПВ ВМФ. У них и слева свои и справа свои же. На флоте свои по «форме», а в промышленности «по содержанию». «Золотое сечение» не в пользу флота: у него больший административно-хозяйственный кусок и главный «фигурант по делу» — личный состав. У каждой из сторон есть свои обвинители, адвокаты, судьи и зрители. Забудем на время о высоких лозунгах: «Обеспечим… Форсируем… Поднимем… Не допустим». Это для партийных собраний. В жизни кто кого, кто кому. Сначала УПВ назначает комиссию, председателя. Из главка председателей не берут. Те ставят мяч не в центр поля, а сразу на одиннадцатиметровую отметку у флотских ворот. Председатели из УПВ мяч ставят в центр поля, но подсуживают заводам. Ведь качество контролируют военпреды, научные сотрудники. Свои, совсем свои. Председатель из МТУ флота мяч тоже ставит в центр поля, но подсуживает кораблю. Обучение специалистов под их контролем, ремонт торпед тоже. Свои. Безусловно, свои. Вот вдвоем, как правило, объективно, т. е. вничью. Будет совместное решение или контрольный лист. Вам сделать то-то, а нам то-то. Но торпеды-то нет. Гадают на кофейной гуще. До очередного потопления. Говорят, что страшно топить только в первый раз: чем дальше, тем проще.

Что же это творится в торпедном деле, воскликнет возмущенный читатель? Не возмущайтесь, дорогие мои. Вспомните. У известных вам аварий и происшествий причины, как правило, не установлены. Они либо назначены, либо есть «результат стечения редчайших событий». Вроде встречи в пустыне Сахаре белого медведя, слона и крокодила. Неудовлетворительный выстрел с потерей торпеды — не редкость в практике торпедных стрельб, поэтому встречи сторон Центр — Флот тоже регулярны. Каждый специалист, как футболист на чемпионате страны, знает цену друг другу. Авторитет у тех, кто умнее и имеет чувство меры, а наиболее известны и популярны «оголтелые». Эти «встречи», естественно, «продвигают» одних, и «задвигают» других. А если учесть, что помимо потерь торпед, встречаются и другие менее типичные, но неотвратимые неприятности, то встречи сторон отделяют специалистов высокого класса от просто специалистов, везучих — от не очень везучих, перспективных — от соответствующих занимаемой должности.

Вопрос, в конце концов, решается. Поднимут водолазы в итоге торпеду с грунта и все становится на свое место. Но в этой связи вспоминается судьба устройства безводолазного подъема торпед. Устройство размещалось в практической торпеде, и при потоплении ее на поверхность моря всплывал буек-посланник, — связанный с торпедой прочной капроновой нитью. Опускай по нити специальное подъемное устройство с прочным тросом и поднимай торпеду лебедкой. Изобрел это устройство и совершенствовал до последних дней своей жизни замечательный ученый и инженер Владимир Павлович Голиков. В свое время он был заместителем Григория Яковлевича Диллона, Главного конструктора реактивной авиационной торпеды РАТ–52. Владимир Павлович в шутку считал подъемное устройство крупнейшим изобретением XX века в торпедном оружии. Так вот, первые поднятые с грунта торпеды «сообщили», что легли на грунт по причине ошибок личного состава флота в приготовлении, после чего на флотах интерес к подъемному устройству поубавился. Потом были подняты торпеды с отказами материальной части. Интерес к подъемному устройству у промышленности не возрос. С молчаливого взаимного согласия постепенно все решили пребывать по-прежнему в условиях неопределенности, максимума энтропии, тишины и покоя. Так что совместные решения и контрольные листы оказались более живучими, чем приказы о наказании и лишении премиальных. А постоянное «соперничество» сторон остается вечным двигателем прогресса в буднях торпедной жизни на флоте. Но всегда найдутся специалисты, которые, отбросив амбиции, встанут на защиту авторитета торпед. Ведь на их авторитете вся служба держится.