Когда мы поселились у него в Васант Кунж, он сказал, что набрасывает черновик сценария большого сериала. После нашей совместной работы он вернулся к себе домой в Бомбей, а затем приехал сюда, чтобы писать. В Бомбее он проработал год в телевизионной продюсерской компании и усвоил лексику окружающих. Он говорил, что телевидение собирается изменить Индию — оно собирается изменить наш образ мыслей, жизни, вкусы в еде и сексе. Филипп уверял, что оно собирается изменить наше общество и политику. Он не сомневался, что придет день, когда сотня телевизионных каналов будет разговаривать с нами весь день.

Филипп сказал, что мы будем лежать на спине и позволим телевидению взять нас.

В миссионерской позиции. Наши ноги будут закинуты за уши. Наши мозги будут у нас между яиц.

Мы не будем слушать ничего, кроме телевидения.

Мы не будем ничего смотреть, кроме телевидения.

Мы будем заниматься этим до самой смерти.

Меня и Физз не интересовало ничего из этого. Мы думали, что все это неправда и дико; мы слушали его скептически, с нетерпением ожидая того момента, когда окажемся в нашей комнате и сможем придавить матрас.

Наше постоянное желание сбежать в свою комнату бесило его.

Каждый вечер он повторял: «Вы, педики, приехали в Дели, чтобы спать или для чего другого?»

Сам Филипп, казалось, жил без всяких правил — в плане сна, одежды или работы. Он носил брюки и рубашку — и толстый кардиган, который доходил до середины бедра, и не снимал их целыми днями. Он спал в них, просыпался в них, выходил на улицу. Если ему не нужно было выходить, Филипп бродил, словно растрепанный медведь, его длинные волосы болтались и беспорядке. Если ему нужно было куда-то идти, он приглаживал водой волосы, выравнивая их влажными пальцами. Затем Филипп рассматривал свой профиль в маленьком грязном зеркале над умывальником в столовой, взбивал волосы, засовывал руки в карманы и уходил, ссутулившись.

Однажды вечером я увидел, как он стоит напротив умывальника, подняв всю свою одежду до шеи ― рубашку, кардиган и майку. Филипп открыл кран, наклонился над умывальником и начал мыть свои подмышки. Он намыливал влажные волосы, затем промывал их водой. Сначала одну подмышку, затем другую. Вода забрызгала все вокруг. Пол, ноги, одежду. Когда он закончил, то распрямился и понюхал подмышки. После этого Филипп пошел в свою комнату, подняв руки, — одежда была собрана под подбородком — толстый мужчина, которого вели на казнь. Он взял грязное полотенце и яростно вытер волосы. Затем он достал из сундука розовую банку с пудрой Кутикура и яростно посыпал под мышками. Пудра разлетелась в разные стороны. На пол, на его ноги, на одежду. Он согнул пару раз руки, как борец перед боем. Затем одним движением Филипп опустил свою одежду — теперь он был готов к выходу. Вероятно, у Филиппа была какая-то любовь всей его жизни, о которой он никому не рассказывал.

Не было случая, когда бы он помылся и поменял свою одежду. Прошло много дней, и однажды вечером мы увидели, как он старательно кипятит кастрюли на мерцающем огне. Он надолго исчез в ванной и вернулся завернутым в полотенце. Новая одежда и гладковыбритая кожа завершили его преображение. Филипп застенчиво улыбался и выглядел смущенным. Мыться — это так буржуазно. По его мнению, это следование правилам брахманов.

Полдня от него пахло одеколоном «Олд Спайз», и было возможно сидеть рядом с ним. Затем процесс гниения возобновился, и порой было так плохо, что его кардиган покрывался коркой и пятнами. Когда он разговаривал, от него пахло едой.

Филипп ел, как собака. Казалось, что он никогда не пользуется руками, просто вгрызается ртом в еду. Но его ногти были желтыми и грязными.

Однако еда не была его проблемой. Его проблемой был ром.

Я никогда не видел никого, кто пил бы, как Филипп. Он выпивал бутылку в день. Толстые бутылки «Олд Монк» стояли вдоль стен в его комнате, выстроившись там, словно солдаты, которые защищают опасную границу. Весь день в его стакане плескалась янтарная жидкость, которую он наливал из бутылки, смешивал с водой и пил; наливал, смешивал с водой и пил. Филипп работал все это время: сидя на постели, прислонившись спиной к стене, писал на белых листах и складывал их лицом вниз. Он пил глубоко ночью, и последнее, что он делал перед сном, — это смешивал напиток в темном стакане и ставил его под кровать. Проснувшись, прежде чем надеть свои толстые очки, он тянулся к стакану и выпивал его залпом. Затем Филипп вставал с постели, шел в ванную, чистил зубы и снова возвращался к работе.

Это было замечательно. Протест против буржуазного поведения.

Он повторял, словно заклинание: «Ром в животике лучше, чем дерьмо в заднице». Я не понимал, что это значит.

Действие большого сериала, над которым работал Филипп, начиналось в первые годы двадцатого века и заканчивалось в наши дни, это была история трех поколений и становления Индии. Это был эпос, сага. Поворот истории и его парадоксы. Он писал свою первую часть.

«Наследники» медленно разлагались на дне озера Сукхна.

Мне было интересно, ответил бы он, если бы чибисы летали над ним и спрашивали: «Ты это сделал? Ты это сделал?»

Филипп по непонятным причинам нравился Физз. Ей нравилось его аморальное безумие. Намного больше, чем, скажем, набожный психоз Амреша. Она находила точку зрения Филиппа интересной, и они болтали о всевозможных вещах. Он, конечно, нежно кружил вокруг нее и пытался вовлечь ее в свои ужасные разговоры. Филипп всегда предлагал выполнить ее поручения; даже помочь с готовкой. Предупредительность, которой я никогда в нем не замечал раньше. Вскоре он зашел так далеко, что предложил нам неограниченный совместный найм квартиры. Но Физз просто не могла переносить грязь его тела и дома. В ней боролись отвращение и нежность, и мы обсуждали его позже ночью, отдыхая в лагере перед следующим восхождением.

Наконец, мы решили не оставаться здесь. Грязь была только одной из причин. Более важно было то, что я хотел жить в городе. Я проводил много часов на работе и не хотел, чтобы Физз находилась на другом конце мира. В Васант Кунже было плохо с автобусами и трехколесными «Доджами». Была и еще одна причина. Мы хотели жить сами по себе. Наше желание приставать друг к другу было постоянным и острым. И я хотел слышать, как она громко кричит, когда поднимается на эти последние вершины.

Мы связались с несколькими агентами по недвижимости. Большинство из них вешали трубку, узнав о нашем бюджете. Мы продолжали звонить, пока наконец не договорились с двумя потрепанными парнями. Они оба оказались пенджабцами, с брюшком, лысеющими и очень льстивыми. Эти парни складно говорили, но были неуклюжими агентами. Через много лет мы поймем, что этот стиль поведения характерен для Дели. Физз окрестила их Нетпроблеммадам и Оченьхорошомадам. Дело было в том, как они разговаривали, потирая руки и улыбаясь, расшаркиваясь и обращаясь только к ней.

Мы хотели снять квартиру на первом или втором этаже. Но отдельную.

«Нет проблем, мадам».

Никаких проблем с владельцем жилья. Отдельный вход.