— Не казни себя, — как можно спокойнее сказал он. — Тем более сейчас. Прошлого не воротишь. Его надо принять и жить дальше.

Владиславу ужасно хотелось курить. А еще лучше сходить на кухню и махнуть граммов сто — сто пятьдесят «Русского Размера». Он так и собирался сделать после убийства Кулемина. Так же, как он делал это после расправы над Лерайским. Успокоить нервы. Это только в кино убивать просто… То, что произошло с Валей, подкосило его еще сильнее. Но ни выпить, ни даже покурить он пока не мог себе позволить. До тех пор, пока дочь сидела, опираясь щекой о его плечо. Для нее сейчас это плечо было едва ли не единственной опорой. Как в физическом, так и в моральном плане…

Настенные часы пробили два часа ночи, когда девушка наконец уснула. Елизаров осторожно уложил ее и только после этого позволил себе подняться с дивана. Быстрым шагом прошел на кухню и первым делом жадно закурил, сделал пять или шесть глубоких затяжек подряд. Затем вынул из холодильника нераспечатанную бутылку «Русского Размера», с хрустом скрутил пробку и набулькал в первый подвернувшийся под руку стакан не сто — сто пятьдесят граммов, как планировал, а больше двухсот. До края.

* * *

— Что ни дежурство, то происшествие! — вздохнул следователь, занимая место в салоне служебного автомобиля. — Снова труп. Убийство на дачах. Нижние Сосенки.

— Не ближний свет, — посетовал водитель. — Я знаю это место. Деревня. Недалеко дачный поселок. Старый такой…

— Ладно, где наша не пропадала! Погнали.

Стал накрапывать мелкий дождик. К моменту, когда Перегудов прибыл на место преступления, дождь разошелся вовсю. Машина, петляя между домиками, остановилась в одном из тупиков дачного массива.

У ворот дачи приехавших встретил участковый милиционер.

— Здравствуйте, Виктор Алексеевич. Сержант Яковлев, — представился молодой человек.

Следователь бросил ответное приветствие.

— Глушь-то какая! На дачах никого? — поинтересовался он и, накинув куртку на голову, вышел из машины.

— Сейчас мало, — ответил участковый. — Сезон закрыт. В будни почти никто не бывает. В выходные так иногда приезжают…

Яковлев повел сыщика вдоль забора к калитке.

— Есть соседи, живут тут. Семья. В пятом отсюда доме… И сторож вон — дядя Коля, — участковый показал на мужчину за забором дачного участка, которого Перегудов не заметил за густыми зарослями дикого винограда, оплетающими сетку-рабицу.

— Как же здесь пройти? — пробурчал следователь, срывая с калитки свисающие до земли лозы винограда.

Яковлев вслед за сыщиком нырнул в образовавшуюся в живой изгороди брешь.

— Тут за много лет все так поросло, — отозвался сторож. — Хозяин не выходил из дома. Зачем ему было обрывать виноград?

— Что, вообще не выходил? — переспросил Перегудов.

— Да. А что вы удивляетесь? Тут ближайший магазин только в деревне. Четыре километра отсюда. Просто так, без нужды, не пойдешь. А так, что тут больно-то нос высовывать!

Все трое быстрым шагом, прижимаясь к стене, укрывавшей их от ливня, направились к входу в дом. Под деревянным покосившимся навесом над самым входом мужчины остановились.

Входная дверь была настежь раскрыта. Из глубины дома доносилось неровное бормотание, перемежающееся со звуками тихой мелодии.

— Телевизор работал, — пояснил сторож.

— Труп там, наверху, — сержант отступил назад, пропуская следователя в дом. Затем снял с себя куртку и стряхнул с нее воду. — Я вызвал оперативников. Должны быть с минуты на минуту.

Перегудов шагнул в дом. За ним последовали участковый и сторож.

Лестница, ведущая на второй этаж, выходила на просторную веранду. Труп лежал посреди комнаты напротив тумбочки с телевизором. Рядом валялся перевернутый набок старый деревянный стул. Одна из его ножек была сломана пополам.

Несмотря на то что балконная дверь была настежь распахнута, комнату наполнил удушающий сладковатый запах начавшего разлагаться тела.

Убитым был молодой мужчина лет тридцати пяти на вид. Волосы ровно острижены коротким ежиком. Череп мужчины был неестественно синего цвета. Огромное кровяное пятно в области виска сразу бросалось в глаза. Кровь из раны неровными струйками растеклась по всему черепу. Лицо мужчины было сильно обезображено. Струившаяся из рассеченной брови над левым глазом кровь залила лицо и коркой застыла на коже. Левый глаз широко раскрыт и тоже заплыл кровью.

Рубаха на груди насквозь пропиталась кровью. У Перегудова перед глазами на мгновение мелькнула картинка, которую он видел в подъезде, где убили Лерайского. Сыщик осторожно потянул за полу рубашки. Застывшая в жесткую коросту кровь намертво приклеила ткань к телу. Перегудов потянул сильнее, и ткань жестким пластом приподнялась. Кожа на груди убитого вздулась. На ней отчетливо проявилась рваная рана в виде латинской буквы Z.

Перегудов только кивнул и молча вышел из комнаты. Вместе с участковым и сторожем Колей они направились вдоль рабицы в обратном направлении.

— Далеко так идти, Николай? — спросил Перегудов, выискивая среди луж возвышающиеся бугорки скользкой от дождя земли.

— Обойти несколько участков придется. Тут напрямую прохода нет, — ответил сторож. — Вон уже видно навес.

Мужчины шли друг за другом по протоптанной в траве узкой тропинке. Сторож в резиновых сапогах, которые надежно защищали его ноги до колена, передвигался быстрее, чем следователь. Расстояние между ними время от времени увеличивалось до нескольких шагов. Листья на деревьях шуршали от порывов ветра и потоков воды, которые природа в изобилии обрушивала на землю. Перегудову приходилось кричать, чтобы сторож слышал его вопросы.

— А вы были знакомы с этим человеком?

— Нет, честно говоря. Знаю только, что Денис его звали.

— Он что, постоянно жил на даче?

— Да. Я имею в виду две последние недели, — сторож поворачивал голову назад, чтобы быть услышанным. — Только в деревню до магазина изредка на велосипеде доедет, а так постоянно здесь.

— А давно у него здесь дача? — спросил следователь.

— Да уже лет десять. Не меньше. Только он не появлялся здесь практически. Так, раз в сезон заедет. Я даже забыл, как он выглядит…

— Вы с ним общались? — поинтересовался Перегудов.

Николай замедлил шаг.

— Он ко мне где-то неделю назад пришел, вечером. В карты сыграть. Но я плохо играю. Ему со мной неинтересно было. Так он больше не ходил. А еще как-то за отверткой приходил. Дня три назад. Больше мы с ним не виделись.

— И он ничего не говорил? О работе там, о семье?.. Какой он был?

— Да обычный мужик. Я не знаю. Ну, молчун такой. Мы только об игре говорили. Поесть я ему предложил, но он отказался. Выпить у меня не было.