— Ну, что ж вы, барышня, не следите за своим подопечным? — улыбнулся он и, жестом приказал мужикам возвращаться к работе.

— Ну ты, Сема, даешь! — услышала Оксана восхищенный голос одного из парней. — А я жуть как высоты боюсь. Прямо все мышцы сводит, чуть только окажусь выше, чем на табуретке.

— Да ну, — отозвался Семен. — А мне что табуретка, что колокольня — все одно. Высота — не глубина.

Никто, кроме Оксаны, не обратил внимания на эту, мельком брошенную фразу «высота — не глубина», но для нее картина начала проясняться. Так значит, это страх Семена не позволил Ксеньке залезть в подземный ход?

Вечером, когда рабочие начали располагаться на отдых, Оксана подошла к Семену и присела рядом с ним.

— Хочу еще раз поблагодарить тебя за спасение Рыжика, — сказала она.

— Да, пожалуйста, барышня, — улыбнулся Семен, — можете даже поцеловать меня, если хотите.

— Ну, поцеловать это, пожалуй, лишку будет, а вот пригласить тебя на ночлег, это можно.

«Ой! Что я говорю?! — перепугалась Оксана. — Что он обо мне подумает?» Но, к ее удивлению, ничего такого Семен не подумал, а, почесав в затылке, спросил:

— А баню истопишь? А то я уже с месяц не мытый.

— И баню истоплю, и ужином горячим накормлю, — пообещала Оксана.

— Ой! Не могу отказаться, — улыбнулся Семен.

Они вышли из барака, сколоченного для приехавших из далеких деревень работников, и увидели телегу, запряженную рыжей кобылой. Поводья держал святой Серафим.

— Здорово, дед, — сказал Семен. — Меня твоя внучка в гости позвала, не возражаешь?

Старец одобрительно кивнул.

— Ты немой, что ли?

— Да, — ответила за старца Оксана. — Дедушка взял обет молчания.

— Ясно! — сказал Семен и запрыгнул в повозку.

Они ехали по узким улочкам совсем еще молодого города. Многие дома только строились. Но дом, к которому подвел повозку старец, был уже жилым. Оксана ускоренно прокрутила, как натопила баню и, пока гость парился, приготовила ужин. Когда сели есть, она начала расспросы:

— Ты сегодня произнес фразу «высота — не глубина». Что это значит? Никогда не слышала такой поговорки.

— А это и не поговорка, — ответил Семен.

— А что? Неужели ты боишься глубины?

Он кивнул.

— Жуть как боюсь, даже не знаю почему. Да и не совсем глубины. Колодец в деревне копали, так ничего, метров двадцать вырыли. Небо видно и ладно. А вот в детстве, помню, в узкий мешок меня пацаны по баловству запихали, так я чуть не помер от ужаса. Так орал… И в погреб лазить боюсь, хотя лажу, конечно, хоть и мурашки по коже.

— А мог бы по узкому подземному ходу пролезть под землей? — спросила Оксана.

— Зачем? — Семен побледнел.

— Не знаю, например, чтобы… сбежать от врагов.

— Не… я лучше поверху, с топориком в руках, — засмеялся Семен.

— А если нельзя поверху? — настаивала Оксана.

Семен задумался, представляя себе такую картину.

— Нет, — сказал он уверенно, — не смог бы. Лучше уж полечь в честной битве, но под небом, чем попытаться спастись и застрять, как червь под землей.

— А ты что, застревал? Когда?

— Да что ты меня пытаешь? — возмутился Семен. — Дай поесть!

Оксана замолчала. Семен доел и решил все-таки ответить на вопрос Оксаны:

— Сны мне, бывает, снятся кошмарные, как будто лезу я по подземному ходу, а он все уже и уже становится, и, в конце концов, я в нем застреваю, так, что ни вперед, ни назад… и просыпаюсь в холодном поту.

— Да, знакомая картинка, — кивнула Оксана. — А давай-ка мы с тобой, прадедулечка, все-таки пролезем через этот подземный ход!

— Как ты меня назвала? — удивился Семен.

— Прадедулечка, — повторила Оксана. — В общем, слушай: я — твоя далекая пра-пра-пра-правнучка. И вляпалась я в большую проблему, и надо мне как-то ее решать. Я не знаю, каким образом излечение твоей фобии может мне помочь, но почему бы не попробовать. Хуже все равно не будет.

— Ну, давай, — согласился Семен. — А что надо делать?

— Для начала давай вернемся туда, в подземелье.

Улыбка сползла с лица Семена.

— Да не бойся, — приободрила его Оксана, — мы ж вместе пойдем. Да и дедушка, если что, поможет, вытащит. Правда, дед Серафим, вытащишь? — спросила она у старца.

Тот отрицательно помотал головой.

— Не вытащит, — вздохнула Оксана. — Так что самим придется. Для начала надо понять, на кой мы вообще туда, в эту дыру подземную лезем.

— Я не знаю, — пожал плечами Семен.

— Ну, а я тем более. Но тебе-то легче вспомнить.

Семен обхватил голову руками и ушел в себя. Следом за ним в память нырнула Оксана.

Первое, что она увидела, — белокаменный храм. У Семена аж дух захватило от величия здания.

— Да ну, — пожала плечами Оксана. — В вашем селе церковь и то выше. — Но тут она поняла, что это уже не совсем Семен, а еще и другой, более далекий их предок. Он с восторгом озирался, разглядывая высокие терема какого-то древнего города.

Они шли вдоль крепостной стены по отшлифованной ногами и колесами мостовой. Судя по малолюдности улиц и свежести воздуха, было раннее утро.

— Зачем мы здесь? — спросила Оксана.

— Я несу князю послание, — шепотом ответил ее спутник.

— От кого? — тоже перешла на шепот Оксана.

— Не знаю. Какой-то старик передал.

Возле ворот кремля он показал грамоту сонному стражнику. Взглянув на печать, тот быстро открыл калитку. Их провели в терем, прямо в покои князя, и велели ждать.

Князь вышел из спальни, наспех накинув на ночную рубашку парчовый халат и даже не обувшись. Взяв грамоту, он торопливо сломал восковую печать и развернул бересту. Прочитав послание, он побледнел и, уходя, приказал слугам накормить гонца и уложить спать с дальней дороги, пока он обдумает и напишет ответ.

Оказавшись в гостевой спальне, посланнику стало не до сна. Ему казалось, что он попал в сказку. Затаив дыхание, он рассматривал узоры на коврах, резные украшения на потолке и прочие диковинные вещи. Его захлестывала смесь восхищения, удивления и мистического преклонения перед всем этим великолепием.

Оксана наоборот, чувствовала себя как в провинциальном музее с костюмированными экскурсоводами. По сказкам, былинам и художественным фильмам она несколько иначе представляла себе княжеский дворец. А здесь она видела довольно примитивную роспись, грубую мебель и незатейливые безделушки в качестве украшений.

— Это что, лед? — спросил Семен, боясь прикоснуться к сверкающим песочным часам, стоящим на камине.