Звали ее Аврора, причем это было ее настоящее имя, не сценическое. По паспорту. Прима ее сразу в Аврюшу перекрестила, а то и в Рюшу. Помнишь приму, Рома? У вас с ней что-то намечалось… Ой, молчу, молчу! Замечательная актриса, но избалованная, капризная, интриганка… как положено. Кликуха Кобра. А Рюша не прижилась, к счастью, как-то язык не поворачивался назвать нашу красотку Рюшей. Так и осталась Авророй, вроде как с насмешкой поначалу – тоже мне, Аврора! Но потом привыкли, и уже казалось, никакое другое имя не подошло бы ей так, как это, – Аврора. А Мефисто так вообще Аур-рор-р-рой называл. С таким распевным долгим «р-р-р».

Приятная девочка, какая-то несовременная, мечтательная, грязи вокруг словно не замечала и ни разу ни о ком слова дурного, всех оправдывает, всем сочувствует, всех жалеет. Кошку приблудную принесла тайком, кормила, прятала. К себе не взяла – хозяйка квартирная ей зверь попалась, прямо мачеха из «Золушки», так она ее в театр, а кошка возьми да роди пятерых котят. Прима своим длинным носом унюхала эту семейку, и разразился скандал. Нам, театральной братии, только дай покричать! Иначе у нас нельзя, иначе стресс не снимешь.

Аврора наша стоит бледная, слезки в глазах, ручки на груди сложила – ну просто кушайте меня на здоровье! Тут я не выдержала, вмешалась и выдала Кобре по первое число, и коллектив меня поддержал. Тебя не было, вы с Карой в Болгарию укатили. С ней сразу истерика, «Скорую», валокордину, нашатыря побольше! Знаете, артист – он артист не только на сцене, он и в жизни артист, он везде артист – и на кухне, и в спальне, и, простите за интимную подробность, как любил говорить придурок Самохвалов, он и в туалете артист. Такими уродились. Поэтому крики, интриги, сплетни, обмороки – то же актерство и поза, и, как я уже сказала, необходимы для снятия стресса. Я-то знаю, а наша Аврора – нет, стоит, как перед казнью, ручки сложила, ждет, что выгонят из театра навсегда.

Ну ладно, погорячились, выпустили пар да утихомирились кое-как, и тут возникает вопрос – а что делать с кошкой? И с котятами?

Тут выступает наш местный Мефистофель, Мефисто… Почему Мефисто? Он когда-то Мефистофеля в столицах пел, но по склочности натуры и склонности к алкоголю – говорили не просыхал – потерял голос и вылетел. Правда, кое-что изобразить еще мог по старой памяти – бывало, как рявкнет: «Сатана там правит бал, там пра-а-авит бал!» – прямо до звона в ушах. Долго мытарился, даже лечился, пока не осел в нашей богадельне. Вы с ним тоже сцепились, помнишь, Ромчик? До драки доходило, а потом ты принес бутылку виски, и вы помирились. Вам, мужикам, завсегда легче. Так вот, выступает наш Мефисто, этот вечный злодей, что видно даже без грима, охальник, циник и ерник по-прежнему, даже больше по причине возраста, вполне искренне всеми ненавидимый за то, что без тормозов и может ляпнуть что угодно, и говорит: видел, мол, он эту кошку, вполне молодая и здоровая особь, из себя толстая, и котята уродились, чтоб не сглазить, удачные, и при этом ухмыляется и руки потирает. Мы все на него уставились оторопело, неужели, мысль мелькает, предложит рагу из кошки? Уж очень кровожадно он руки потирает – с него станется, способен сожрать любой театральный коллектив, а уж кошку с котятами – ему раз плюнуть. Тем более перебои с продуктами.

Но нет, никакого рагу, а наоборот. Давно собирался, говорит, завести себе кошку на предмет мышей – у него свой дом был, – а про котят даже мечтать не смел. Это сколько же они всей командой мышей истребят? Короче, хеппи-энд. А что до молодого поколения, говорит, и смотрит на Аврору, то очень странно видеть подобную чувствительность в наше подлое время, похвально, говорит, я бы вам, говорит, всех романтических героинь отдал, а то изображает какая-нибудь старая калоша Элизу Дулиттл, прыгает, того и гляди, в тартарары провалится. И так он это сказал, и так посмотрел на приму, что всем стало ясно – не столько похвалил Аврору, сколько приложил приму. Между ними старые счеты, все знали – они когда-то любовниками были. И кошкой этой приложил, и котятами.

Короче, отнесла Аврора ему кошку с котятами. Потом рассказывала, что домина большой, только старый, ремонт нужен. И мебель старинная, и фотографий и картин много, ваз шикарных, и вообще, но немножко… тут она замялась. Грязью заросло, бухнула грубиянка Зойка, табачищем воняет – не продохнуть, я, говорит, была, когда он болел, записку от главного относила. Аврора вспыхнула и кивнула.

Ну, с кошкой разобрались, жизнь продолжается. И тут у Авроры намечается поклонник. Некто мордатый из себя, качок, сидит в первом ряду – как он вообще в театр попал – неясно, видимо, случайно забрел. Хлопает своими лапами, вскакивает, кричит даже. Раз пришел, на другой день снова, на третий опять. Аврора ходит красная, коллектив зубоскалит. И тут ей передают букет за кулисы! Розы, две дюжины, вишневые, красоты неописуемой, да и стоят немало. Она держит эти розы, щечки красные, глазки блестят – видно, что в первый раз ей цветы дарят. Помнишь эти розы, Рома?

И играет, как никогда, хорошо. Такой подъем, такая радость в каждом движении, прямо любо-дорого посмотреть. И не ходит, а летает. А этот, с первого ряда, уже является в театр как на работу. И костюмчик новый приобрел, и бабочку, и постригся – видно, что не просто так, а работает над собой товарищ. И букеты роз, вишневых, тех самых, – вроде как уже традиция. Но никаких поползновений на знакомство, что вызывает определенное недоумение и брожение умов. И вдруг пропал! День нет, второй нет, третий тоже нет. Аврора погрустнела, но букеты исправно поступают. Вишневые розы, те самые, вроде как фирменный знак, дорогущие. Мы его окрестили «наш Ромео», хотя из него с его простецкой физиономией такой же Ромео, как из меня китайская балерина.

Весь театр притих, ждет, что дальше будет. Главная тема: Аврора и наш Ромео. Но нет его, пропал. А цветы продолжают исправно поступать – два букета в неделю, она как раз занята была два раза в неделю. Что за тайны мадридского двора?

Так он и не появился. Прошла осень, наступил Новый год, затем весна и снова лето. Уже и забывать стали о нашем Ромео. Но розы-то он шлет по-прежнему! Что непонятно и прекрасно. Таинственный незнакомец, роковая страсть, любовь до гроба. И тайна, тайна, что будоражит кровь и воображение. Одни вопросы без ответов. Аврора как-то повзрослела, женственность в ней проснулась, и видно, что ждет, все время ждет, каждую минуту, каждый миг – что вот-вот он появится лично, с розами и скажет… И это ожидание делает ее такой неотразимой, такой придает блеск глазам, такой внутренний свет от нее исходит, что… не передать! Мороз по коже. Нам, женщинам, необходимо быть любимыми, цветы нам нужно дарить! От этих букетов и любви таинственного незнакомца весь театр словно осветился, словно свой фантом оперы у нас завелся и всеобщее ожидание чуда. И скандалов меньше, и разборок, даже заклятые враги Мефисто и прима притихли, здороваться начали, и я сама однажды видела, как он принес ей бумажный стаканчик кофе из буфета. Одним словом, свет этой негасимой любви осветил и наши тусклые жизни. Помнишь, Рома?

Голос ее прерывается, она замолкает, берет бокал. Видны ее старые морщинистые руки с россыпью коричневых пятен. Хищно сверкают кольца.

– И что было дальше? – спрашивает Лика.