Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пишу ему на почту все тот же вопрос о наличии вакансии и возможности преподавания экстремальной психологии. Мне приходит ответ: «Добрый день, Артем! К сожалению, у нас сокращают ставки». И три грустных смайла в конце предложения.
Я знаю, что Игорь Николаевич является научным руководителем медико-психологического центра, и решаюсь написать ему снова, хотя уже изначально не верю в успех этой идеи и пишу, скорее, чтоб просто окончательно убедиться в этом и поставить крест на затее. Нет неудач – есть опыт.
«Игорь Николаевич, можно ли использовать мой опыт работы с острыми стрессовыми реакциями в чрезвычайных ситуациях в центре»?
Ответ: «Да, Артем, будет весьма уместно…»
Я все еще отрабатываю положенные дни перед моим увольнением – их осталось около двадцати. Часто я остаюсь дежурить – то есть я должен находиться на службе, пока самый главный начальник не даст особое распоряжение и не отпустит всех дежурных по домам. Дежурю я с одной целью – если вдруг что-то случится, чтоб кто-то был на месте. Хотя на самом деле я не знаю, чем смогу помочь в случае форс-мажора – подбить вражеский танк, захватить вражеские цели, уничтожить Годзиллу или выкрасть у Кинг-Конга зажатую в его ладони гражданскую жительницу.
За все мои многочисленные дежурства ни разу никому ничего не понадобилось от психологов. Обычно я успеваю доделать все рабочие дела, почитать книгу – и потом еще приходится долго ждать, когда зазвонит рабочий телефон и голос в трубке скажет заветное волшебное слово:
– Отбой!
Иногда меня забывают предупредить, что начальник дал команду расходиться. Такое отношение коллег в очередной раз говорит мне, что действительно пора менять окружение. Некоторые сотрудники считают обычным делом подставить кого-то из своих же коллег, не сообщив, например, о каком-то распоряжении сверху, не передав вовремя циркуляр или просто на какой-то совершенной мелочи. В итоге перед руководством ты будешь виноватым. Что движет этими людьми и что мотивирует их на такие действия? Наверное, весь негатив идет от социального пессимизма – озлобленности на весь окружающий мир и каждого человека в отдельности как на одну из составляющих этого мира.
Постоянные дежурства и задержки на службе лишают меня возможности видеть ребенка – ухожу, когда дочь еще спит, а прихожу – уже спит. Провести время с семьей я могу только полтора дня в неделю, не больше.
Во время одного из моих дежурств звонит мобильный телефон – это Игорь Николаевич Хмарук. Он рассказывает мне подробно о спе. цифике медико-психологического центра, о консультативной работе, психологических тренингах, психодиагностике и работе с психофизиологическим оборудованием – все, что мне интересно, и все, что я так давно уже забросил, променяв на эрзац деятельности психолога.
Игорь Николаевич говорит, что мне нужно будет подъехать в удобное для меня время в медико-психологический центр, чтобы побеседовать и обсудить наше возможное сотрудничество.
Звонит рабочий телефон:
– Отбой, по домам.
Пожалуй, это мое лучшее дежурство…
Бегу домой. Уже темно, я снова не увижу своего ребенка – дочь уже спит, но сегодня же подготовлю документы – копии дипломов, грамоты, благодарственные письма, наградные листы, – чтобы в скором времени везти это все на собеседование.
В обеденный перерыв я еду на собеседование.
Центр я нашел быстро. Захожу. Внутри как будто совершенно другой мир – стены из стекла с матовым напылением, все выдержано в оттенках синего, везде живые цветы, из колонок тихо звучит Стинг – с первого взгляда мне нравится это место.
У стойки администрации приветливые сотрудницы.
В воздухе здесь какие-то легкость и спокойствие. Вот появился Игорь Николаевич – он как будто летает по пространству центра, находясь в невесомости. Жмет мне руку и говорит:
– Пойдемте.
Научный руководитель показывает мне кабинеты.
– Здесь у нас работают наши психотерапевты, – передо мной уютный кабинет с кушеткой, стеллажом научной литературы и портретом Фрейда. – В этом кабинете у нас психофизиологическое оборудование – устройства «Эгоскоп» и «Реакор». Здесь мы проводим тренинги и лекционные занятия, зал оборудован специально для этих целей, а это – моя келья, – говорит руководитель и показывает свой кабинет: длинный стеклянный стол, многочисленные полки с книгами, большой деревянный бегемот, стоящий между психологическими журналами. На стене – рамки с дипломами Игоря Николаевича, их около двадцати, и многие из них – успеваю заметить – иностранных организаций: Германия, Австрия, США.
В итоге мне предлагают два направления: консультативная работа по вопросам подросткового возраста и проведение сеансов тренингов с биологической обратной связью с использованием психофизиологического оборудования. Данными направлениями я занимался раньше, но в последнее время был вынужден оставить эту интересную работу.
Итак, меня уже ждут на новом месте работы – эта мысль теперь всегда со мной, и от нее становится тепло на душе. Это придает определенное спокойствие.
Я отрабатываю последние две недели – это последние четырнадцать дней. Меня уже не ставят дежурить, и мне не приходится больше сидеть допоздна на работе, ожидая звонка с волшебными словами «отбой – все по домам» в надежде, что меня не забудут оповестить в очередной раз.
Но хорошего – в меру. В усиление на новогодние праздники из психологов я хожу один – ведь я один психолог-мужчина, а это тот самый случай, когда сотрудников снова делят на мужчин и женщин. Бывает, с трибун говорят, что «…все мы в первую очередь сотрудники… мы несем службу в одинаковых условиях… мужчины, женщины – все в первую очередь…». Но так бывает редко, и все усиления достаются мне: можно представить, как крутится черно-белый барабан и усатый ведущий кричит с экрана:
– И он выиграл У-С-И-Л-Е-Н-И-Я!
У меня четыре смены. С раннего утра я должен прибыть в подразделение, вооружиться и нести службу до позднего вечера. Одна из смен выпадает на первое января, но я знаю одно – это мой последний испорченный Новый год.
Вспоминаю о том, сколько было таких испорченных праздников за мои семь лет службы в силовых структурах. Любые праздничные дни ты обязательно проводишь на работе – ни разу не было такого, что у меня были майские или январские полноценные выходные дни. Даже в те несколько выходных, которые выпадают на февраль и март, ты все равно должен выйти на работу – хоть на полдня, но выйди. Обычно приходишь и ждешь, когда начальник отпустит всех по домам. Время это тянется медленно, как замерзший пластилин, не спасает даже интересная книга.
На этом можно подвести черту – на этом все, закончится жизнь на «тревожном» чемодане. Теперь уже я смогу планировать свою жизнь, делать себе выходные, проводить больше времени с семьей, наблюдать, как растет мой ребенок. И что самое главное – больше никакой нелюбимой работы, теперь делать только