Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Чтоб ты сдох, скотина! Точно за Эйзенхауэром и Морморанси, то есть, Монтгомери отправят! Или за самим Рузвельтом или Черчиллем. Больше дерьма, еще больше...» — обреченно подумал Ваня и ответил утвердительно. А сам решил попробовать заставить себя завалить Гитлера.
А ровно в шестнадцать ноль-ноль, они выехали в Рейхсканцелярию.
Глава 13
Берлин. Вильгельмштрассе.
Рейхсканцелярия. Фюрербункер.
22.11.1944 года
С мыслью завалить Гитлера Ваня распрощался еще до отъезда, сообразив, что сделает только хуже. При подготовке руководство специально акцентировало внимание на внутренней политической ситуации в Германии. Все окружение фюрера уже давно поняло, что режим обречен и пыталось каждый на свой лад установить связи с западными союзниками: с американцами и англичанами, на предмет сепаратного мира. Так что, в случае смерти фюрера, его преемники сразу сдадут Германию, мало того, становится очень вероятным совместное продолжение войны уже против Советского Союза.
«Живи, сука... — с сожалением подумал Иван, поглядывая на Берлин сквозь щели в шторках на окнах «Хорьха». — Пока живи, а там посмотрим...».
— Нам предстоит доклад фюреру о промежуточных итогах операции, — рассказывал Скорцени. — Доклад мы оформили в виде лекции, использовав ваши фотографии и некоторые другие документальные материалы. Первым выступлю я, ваш доклад будет касаться именно действий вашей группы. Докладывать стоит лаконично и сухо — фюрер не любит многословия. Перебивать строго запрещается. Обращайтесь по форме: мой фюрер. Впрочем, вы обладаете должным чутьем и тактом, так что все получится. Но помните...
Глаза Скорцени стали ледяными, а в голосе звякнула сталь.
— Помните, только ваша верность станет залогом нашего долгого и успешного сотрудничества. Вам может показаться, что внимание фюрера и других руководителей Рейха предоставит вам некую избранность, но при первой же попытке реализовать эту избранность вас ждет...
Оберштурмфюрер не договорил, впрочем, и без его слов Ивану было совершенно ясно, что его ждет.
«Крысы, мать вашу... — презрительно подумал он. — Шакалы, трясутся над своим влиянием на старого говнюка с усиками. Боятся, что я примкну к другой партии или попробую сыграть свою игру. Итак, Скорцени человек Гиммлера — это факт. Гиммлер играет его руками. Предполагается, что я стану инструментом уже Скорцени. Но помимо рейхсфюрера есть другие и не менее могущественные. Кто? В первую очереди партайгеноссе Борман, личный секретарь Адольфа. Еще та темная лошадка. Геринг уже почти списан со счетов, он не в счет. Дальше — Кальтенбруннер — начальник Главного управления Имперской безопасности. Он вместе с начальником шестого отдела РСХА Шелленбергом вроде как кушают из рук рейхсфюрера, но только и ждут, чтобы вцепиться начальнику в глотку. Рибентроп, рейхсминимстр иностранных дел тоже пытается тянуть одеяло на себе. А сколько еще течений, блоков и союзов, о которых я не знаю? Тут у меня не до вариантов, оступлюсь — сожрут и не поморщатся, так что пока буду играть строго за Гиммлера. Но нахрена я им сдался? Рассчитывают, что меня фюрере облагодетельствует и они получать в свою копилку еще одного человека, с помощью которого смогут упрочить свое влияние?..»
Иван отодвинул шторку и выглянул в окно. Машина объезжала очередную перекрытую из-за завалов улицу. Союзники не стеснялись, методично стирали квартал за кварталом.
— Каково ваше мнение о сложившейся ситуации на фронтах? — неожиданно поинтересовался Скорцени.
Ваня с намеком посмотрел на перегородку, закрывающую шофера от пассажирских сидений и спокойно ответил:
— Временные... — он сделал паузу, подбирая слова. — Временные неудобства преодолимы, Германия победит.
И дал понять своим внешним видом, что не намерен больше разговаривать на эту тему.
Он прекрасно понял, что оберштурмбанфюрер провоцирует его на откровенность, но демонстративно не поддался, показывая, что так просто к нему не подберешься. Опять же, он побаивался, что разговор записывается и эту компру потом могут использовать, чтобы держать Ивана на крючке.
Но Скорцени поведение Ивана явно понравилось.
— Что вы скажете о русских? — продолжил он прощупывать Ваню. — Я надеюсь на вашу откровенность.
— Серьезные противники, — сухо ответил Иван. — Но по сути — варвары, чуждая западной цивилизация... — и закинул пробный шар наугад. — Я не стал бы иметь с ними дело. Их надо убивать сразу, мгновенное промедление и они убьют тебя.
— Понимаю, — оберштурмбанфюрер кивнул. — Вы воевали с ними на фронте. Но кто тогда входит в западную цивилизацию?
— Германия в первую очередь, — отрезал Ваня, сильно покривив душой. — дальше Великобритания, Соединенные Штаты Америки и скандинавские страны. Хотя американцы — те же самые варвары, но уже немного цивилизованные. Нация торгашей, но с ними можно иметь дело. Но только с позиции сильного.
Он и до разведшколы понимал, что люди хотят слышать только то, что им нравится. И сейчас пытался сформулировать свое мнение так, чтобы оно совпало с мнением Скорцени.
— Франция? Вы не упомянули французов.
— Это те же румыны, а румыны те же цыгане, — поморщился Иван. — Давно прошли времена, когда они являлись сильной нацией. Но я не склонен кого-то недооценивать.
И эти ответы Скорцени оценил положительно. Видимо Ваня все-таки соответствовал его представлениям.
Машина наконец остановилась, Иван вышел и сообразил, что находится в подземном гараже, видимо уже в Рейхсканцелярии. Отсюда его Скорцени перевели через подземный переход в большой двор на поверхности, откуда, под неформальным конвоем эсэсовцев из «Лейбштандарта», в бункер, вход в который был расположен под небольшим зданием. Ваня сориентировался и понял, что бункер находится в Саду Рейхсканцелярии и на всякий случай набросал себе в голове примерный план его месторасположения.
«Интересно, — с гордостью думал он, — кто-нибудь из советских разведчиков здесь когда-нибудь был? Или я первый? Твою же мать! Я в самом «логове фашистского зверя»! Скажи кто раньше, хрен бы, когда поверил. Эх, видел бы меня отец!..»
В своей первой жизни, он часто бывал в Берлине, в том числе и на Вильгельмштрассе, где находилась раньше Рейхсканцелярия, но ее снесли еще задолго до его рождения, вместе с Фюрербункером.
Впрочем, гордость очень быстро сменилась банальным страхом, у Ивана, в буквальном смысле, начали трястись поджилки. В бункере царила жуткая атмосфера, злоба и ненависть пропитали весь воздух.
В голове сразу всплыли кадры из фильма «Семнадцать мгновений весны», который очень нравился отцу, и который Иван по малолетству не понимал. Мало того, Ваня неожиданно вспомнил его чуть ли