Юная пара устроилась поболтать рядом с магазином, и они проболтали так долго, что Бальтазар Джонс пригласил ее на ужин, к огорчению матери, которая хотела, чтобы этот последний вечер сын провел с семьей. Но и она была совершенно очарована Гебой Грамматикос и подкладывала баранины на тарелку тоненькой гостье с ненасытным аппетитом. Когда девушка пропустила свой последний поезд, миссис Джонс постелила в свободной комнате в конце коридора и вместе с мужем отправилась наверх. После того как в доме все затихло, Бальтазар Джонс сумел уговорить поразительное создание пойти к нему в комнату, уверяя, что будет вести себя как настоящий джентльмен. Она села на край его постели и спросила, почему его зовут Бальтазаром. Он объяснил, что его назвали в честь одного из трех волхвов, поскольку он был зачат в Рождество. Она, в свою очередь, созналась, что ее назвали в честь греческой богини молодости. Они проболтали до полуночи, после чего вдруг замолчали, осознав, что расстанутся через несколько часов. Потому не стали ложиться спать, понимая, что сон приблизит неизбежный миг. Когда безжалостный рассвет прогнал ночь, Геба Грамматикос по очереди поцеловала кончики его тонких пальцев, которым предстояло вскоре взять оружие. И когда пришло время прощаться, она стояла на крыльце рядом с его родителями, все они махали ему вслед, и у всех на сердце лежал камень.

Купленные марки он наклеивал на конверты с письмами к миниатюрному созданию, встреченному в магазине на углу. Однако он пребывал в таком смятении из-за любви, что надписывал конверты крайне неразборчивым почерком, и они неделями не могли дойти до адресата. В казарме, не в силах заснуть из-за ужасного храпа, доносившегося с койки над ним, он приходил в такое волнение, когда приближалось время ответного письма, что писал снова и снова, уверенный, что его предыдущие письма затерялись. И когда через два года он сделал ей предложение, это стало большим облегчением для почтальона, давно уже надорвавшего себе спину.

Бальтазар Джонс не услышал стука в дверь Соляной башни. Он так и сидел в той же позе на кровати, вцепившись в письмо, и ветер задувал в крошечные щелки в затейливом переплете окон. Однако стук не прекращался и даже нарастал, потому бифитер, испугавшись, что шум привлечет ненужное внимание, отправился открывать. Он босиком прошаркал по ступенькам, распахнул дверь и прикрыл ладонью глаза от мраморного сияния небосвода. Перед ним стояла врач Евангелина Мор со своим черным чемоданчиком.

— Насколько я понимаю, вы плохо себя чувствуете, — сказала она.

В смятении не в силах придумать предлог, чтобы не пустить ее в дом, он отступил в сторону и поплелся вслед за врачом по лестнице, ощущая холод босыми ступнями, черными после ночного променада по крепостным стенам. Когда они вошли в гостиную, бифитеру вдруг стало стыдно оттого, что он стоит перед женщиной в одной пижаме. Кинувшись к спасительному дивану, он произнес предостерегающе:

— Смотрите под ноги.

Доктор, медные локоны которой вспыхивали каждый раз, когда на них попадали солнечные лучи, ловко обогнула Миссис Кук. Она расстегнула пуговицы аккуратного коричневого жакета и села в кресло, не подходившее по цвету к дивану.

Вынув из черного чемоданчика папку, она раскрыла ее на коленях и заскользила пальцем по странице. Она нахмурилась, подняла голову и сказала:

— Если верить записи йомена Гаолера, вы переели миног.

Бальтазар Джонс уставился в пол и принялся ковырять и без того похожий на рядно ковер грязным пальцем ноги. Единственный звук, нарушивший тишину, раздался, когда Миссис Кук поднялась с легким скрипом и отправились в свое ежедневное путешествие по комнате. Тауэрский врач смотрела на черепаху, а бифитер продолжал созерцать пол. Она снова поглядела на пациента, который проковырял уже такую дыру, что в ней исчез весь его палец.

— В этом нет ничего необычного, — неожиданно заявила она. — Вы, наверное, удивитесь. О каком количестве идет речь? Может быть, полудюжине? Но сколько бы их ни было, я уверена, вам не грозит ничего страшного. Просто в другой раз не стоит усердствовать, — заключила она с улыбкой, которую он воспринял как сигнал к окончанию разговора.

Но когда Бальтазар Джонс уже думал, что доктор собирается уходить, она предложила провести беглый осмотр. Слишком подавленный, чтобы протестовать, он поднялся, и она принялась тыкать и выстукивать его разнообразными инструментами, которые смотрелись бы весьма органично среди пыточных орудий, выставленных в Уэйкфилдской башне. Когда осмотр был завершен, бифитер ретировался на диван и сейчас же погладил бороду, чтобы обрести душевное равновесие, пока орудия пытки возвращались обратно в черный чемоданчик.

— Все будет хорошо. Не провожайте, я сама закрою, — объявила врач широкого профиля, перешагивая через Миссис Кук и направляясь к двери. Она уже протянула руку к задвижке, когда вдруг обернулась и сказала: — Мне жаль, что от вас ушла жена.

Наступившую затем тишину в итоге нарушил стук каблуков на каменных ступенях лестницы. Бифитер, нисколько не удивленный, что новость уже распространилась по крепости, остался сгорбившись сидеть на диване. Не в силах выносить мысли, которые угрожали захлестнуть его с головой, он поднялся и направился в спальню. Решив, что лучше уж пойти на дежурство, чем задыхаться от горестных размышлений, он медленно надел форму, прыгая на одной ноге, пока натягивал брюки Викторианской эпохи.

Скрытый от посторонних взглядов, стоя возле моста через ров, смотритель воронов опустился на колени и вынул маникюрные ножницы. Он принялся аккуратно подстригать траву, выросшую вокруг маленьких крестов, отмечающих могилы давно скончавшихся воронов, многие из которых в прямом смысле слова попбдали с насестов. Несмотря на истории для туристов, легенда, будто королевство рухнет, как только вороны покинут Тауэр, была просто легендой. Королевство даже не пошатнулось, когда перед началом Второй мировой воронов посадили в клетки и вывезли под покровом ночи. Неожиданные каникулы были им организованы на самом высочайшем уровне, чтобы спасти птиц от возможной гибели, способной сломить дух нации. В тот же день так же тайно были эвакуированы сокровища Короны. Их вывезли в гробах вооруженные охранники, переодетые представителями похоронного бюро, и спрятали в Вествудском карьере в Уилтшире. Вороны в клетках были увезены на машине скорой помощи и незаметно внесены в дом с террасой, принадлежавший тетушке одного из бифитеров, которая проживала в Уэльсе. Дом в Суонси, отделанный декоративной каменной штукатуркой, аккуратно соблюдал затемнение. Тетушке было запрещено впускать в дом гостей, чтобы не просочилось ни полслова о том, что вороны покинули Тауэр. Тетушке не только платили за уход за птицами, ей также была обещана пожизненная пенсия, чтобы она сохранила тайну временного отсутствия воронов.

Когда война наконец закончилась, было непонятно, кто из них кого довел. Тетушка с одичавшим взглядом, отчаянно нуждающаяся в человеческом обществе, рассказывала всем, кто был готов слушать (и всем, кто не был, тоже), о своей секретной миссии во время войны. Но даже местные газеты отказывались ей верить. Поколение же воронов военного времени — а вороны славятся своей способностью к подражанию — до конца своих дней в крепости так и не лишилось валлийского акцента.