Когда вокруг начали сгущаться сумерки, страх вынудил ее подняться. Она вернулась в теплое метро и поехала по паутине линий, соображая, куда же обычно отправляются женщины, когда уходят от мужей. Наконец она доехала до Бейкер-стрит и пошла к гостинице «Сплендид», единственной гостинице, какую знала, поскольку каждый год в свой день рождения водила сюда Валери Дженнингс на праздничный обед. Когда администратор спросил, какой номер ей нужен, одноместный или двухместный, она перевела взгляд на стойку.

— Я одна, — ответила она, не зная, понятно ли по ней, что ее браку только что пришел конец.

Когда посыльный-поляк проводил ее в номер, настояв, что сам донесет багаж, Геба Джонс села на кровать, и желудок напомнил ей, что она ничего не ела целый день. Она заказала в номер сэндвич с ветчиной и горчицей и съела его за туалетным столиком, так и не сняв пальто. Открыв чемодан, она поняла, что забыла положить ночную рубашку, и представила, как та лежит на кровати в Соляной башне. Мысли ее снова вернулись к мужу, и она подумала, найдет ли он в холодильнике что-нибудь на ужин. Решив, что не стоит спать голой в незнакомом месте, она повесила в пустой шкаф пальто и юбку и забралась в постель в блузке и колготках. Она оглядела кремовые портьеры с продольными полосками, роскошные банные халаты белого цвета, вазу с розовыми цветами на столе и представила юные пары, которые проводили в этом номере медовый месяц, призванный скрепить их брак. Но спрашивается, многие ли из них до сих пор вместе.

Время от времени проваливаясь в сон, Геба Джонс провела ночь, слушая, как громыхают дверьми возвращающиеся постояльцы, как из номера этажом выше доносятся раскаты смеха. На следующее утро, несмотря на грандиозный вид ресторанного зала с белыми льняными скатертями на столиках, с начищенными до блеска приборами и официантами в униформах, Геба Джонс отказалась от завтрака, предпочтя привычную компанию забытых вещей. Задвинув чемодан под свой письменный стол, она подошла к настоящему викторианскому прилавку и открыла один из гроссбухов с записями прошлого дня. Скользя взглядом по строчкам, она увидела, что заходил Сэмюель Крэппер, желая забрать тот же помидорный куст, который уже терял в начале месяца; на линии Хаммерсмит-энд-Сити была найдена партитура; новое подвенечное платье обнаружили на скамейке на станции «Тоттенхэм-Корт-роуд».

Она села за свой письменный стол и так и смотрела потерянным взглядом в телефонную книгу, когда пришла Валери Дженнингс и, расстегивая синее пальто, остановилась рядом с надувной куклой.

— Тебе уже лучше? — спросила она Гебу Джонс.

— Да, спасибо, — ответила та, мгновенно заметив в коллеге кое-какие перемены.

Глаза за стеклами очков были подведены — обычно она приберегала тушь для похода на праздничный обед в гостиницу «Сплендид» в день рождения Гебы Джонс. Вместо обычных черных туфель на плоской подошве, широкие ступни были втиснуты в туфли на высоком каблуке. И вместо белой картонной коробки из булочной с чем-нибудь вкусненьким для одиннадцатичасового перекуса, Валери Дженнингс держала в руке коричневый бумажный пакет с чем-то подозрительно похожим на фрукты.

— Когда вы снова встречаетесь с Артуром Кэтнипом? — спросила Геба Джонс.

Валери Дженнингс тут же отвела взгляд.

— Не знаю, — ответила она, вешая пальто. — Он пока не появлялся.

После чего она развернула газету и протянула Гебе Джонс.

— Помнишь, я тебе рассказывала, как в чайную зашел человек и спросил, не видели ли мы бородатую свинью? — начала она. — Похоже, что свинья сбежала из Лондонского зоопарка и ее до сих пор не нашли.

Геба Джонс посмотрела на фотографию на первой полосе, сделанную еще в те времена, когда свинья сидела в своем вольере, — великолепная растительность на ее морде топорщилась на ширину нескольких газетных колонок. Геба Джонс вернула газету коллеге, пожав плечами, и снова сосредоточилась на телефонном справочнике. Она нашла то место, на котором остановилась, подняла телефонную трубку и набрала номер.

— Это миссис Перкинс? — спросила она, когда ей наконец-то ответили.

— Да.

— Говорит миссис Джонс из бюро находок Лондонского метрополитена. Нам передали одну вещь, которая имеет отношение к Клементине Перкинс, умершей в прошлом году. Я хотела узнать, может быть, вы были с нею знакомы.

На мгновение повисла пауза.

— Она у вас? — прозвучал вопрос. — Мы себе места не находили с тех пор, как она пропала. Мой муж будет так рад. Только не знаю, как до вас добраться. Ноги меня почти не слушаются, а муж больше не выезжает в центр города. Он говорит, там столько народу, что не успеешь куда-либо добраться, как уже пора возвращаться обратно.

— Хотите, я сама привезу? Это не тот случай, когда стоит доверять почте.

— Это было бы так любезно с вашей стороны…

Гебе Джонс не составило труда найти нужный дом, который отличался от остальных домов на улице благодаря заросшей лужайке. Она толкнула прогнившую калитку, шершавую на ощупь из-за облупившейся краски. Радуясь, что наконец-то нашла хозяев урны с прахом, она прошла по бетонной дорожке, бросила взгляд на табличку «Торговцам вход воспрещен» и позвонила в дверь. Поскольку никто не открыл, она справилась со своими записями, проверяя, тот ли адрес. Позвонила снова, и наконец престарелая женщина в розовом халате открыла дверь.

— Миссис Перкинс?

— Да, — ответила женщина, щурясь от дневного света.

— Я миссис Джонс из бюро находок Лондонского метрополитена. Я вам звонила.

— Ах да, вспомнила, — сказала хозяйка, отступая назад. — Входите, дорогая. Хотите чаю?

Пока хозяйка была в кухне, Геба Джонс искала, куда бы присесть в захламленной гостиной, где на полу громоздились покосившиеся стопки бесплатных газет, шкафы были забиты дешевыми безделушками, а немытые тарелки опасно балансировали на каминной полке.

В итоге миссис Перкинс возникла в дверях с подносом, на котором стояли две чашки с блюдцами, и поставила его на кофейный столик.

— Печенья? — спросила она, протягивая тарелку. Когда Геба Джонс отказалась, она взяла себе печенюшку, сдвинула с кресла пачку нераспечатанных писем и села. — Как, вы говорите, вас зовут? — спросила она.

— Геба.

— Какое милое имя. У меня в саду за домом есть несколько кустиков гебы[13], — сказала старушка, кивая на французское окно.

Геба Джонс взяла свою чашку с блюдцем и поставила на колени.

— На самом деле меня назвали в честь богини молодости, а вовсе не растения.

Последовала пауза.

— Я думала, что родители назвали меня Флорой в честь богини цветов. Оказалось, что в честь маргарина, — проговорила миссис Перкинс, глядя прямо перед собой.

Геба Джонс перевела взгляд на свою чашку.