* * *

Марии этой ночью приснилась, что она снова дома. В той самой квартире, в которой провела большую часть своей жизни, с матерью и братом.

Вновь увидела, словно наяву, во всех подробностях, свой уголок на кухне – раскладной диванчик, стенной шкаф, в котором хранились ее вещи…

Вот коридор из кухни и две двери в комнаты – к матери и брату. Входная дверь, которая вела на лестничную площадку…

В своем сне Мария сначала бродила по комнатам (почему-то пустым, без родных), потом толкнула входную дверь и покинула квартиру. Вот их двор, затем переулок, ведущий к главной дороге…

А еще дальше – метро. Толпа у входа. Наверное, час пик? Час пик в московском метро – не самая приятная вещь. Но, как ни странно, в своем сне Мария почти с радостью вклинилась в толпу и просочилась в московскую подземку. Там, внизу – непрерывное скольжение эскалаторов, грохот поездов, выныривающих из тоннеля, голоса по громкой связи, объявляющие название станций. Обрывки чужих разговоров. Запах резины, железа, дорогих духов, чужого пота, глаженой ткани, натуральной кожи, дешевого дерматина, кофе, хот-догов, пронзительный аромат только что разломанного апельсина… запах нафталина. Запах дождя, принесенный на чьем-то зонтике. Запах живой жизни, а не безликий фон искусственного ароматизатора.

Блеск светильников, мраморные колонны, узорная плитка под ногами.

Мария очутилась в вагоне, но название следующей станции расслышать не успела, двери захлопнулись, и поезд понесся куда-то в темном тоннеле. Потом выбросил Марию на очередную станцию – где опять свет, шум, запахи. Подъем на эскалаторе, затем в лицо ударил дневной свет. Мария поняла, что каким-то образом вновь оказалась на поверхности и теперь идет по Тверской улице, разглядывает витрины магазинов.

Впереди – новое здание «Интуриста», вон поворот на Газетный… А впереди – Охотный Ряд и башни Кремля над Александровским садом. Здание Манежа с одной стороны, с другой – гостиница «Москва». Да пусть и не настоящие, а «новодел», как говорят сейчас, но все равно, они – как символы, как намек на ушедшую эпоху.

И грустно, и радостно, и множество других, самых разных чувств смешались в одно – в любовь к родному городу. До этого момента Мария не осознавала, как сильно его любит.

Привыкла, не замечала. Да, относилась с теплотой, осознавала недостатки и достоинства этого города, ценила комфорт и возможности, который он давал, но то, что она испытала сейчас, – наверное, можно было назвать ностальгией.

Жгучее, незнакомое доселе чувство.

И там, в своем сне, Мария приготовилась иди все дальше и дальше, чтобы водоворот улиц и площадей окончательно затянул ее в себя, заставил забыть обо всем, но… не успела.

Потому что проснулась.

Щёлк – донеслось откуда-то извне. Или этот звук тоже ей приснился?

Мария открыла глаза, приподнялась на одном локте, прислушалась. Темно, чернота за окном – ни огней, ни звезд, ни луны.

Легкий шорох, уже где-то внутри дома. И скрип половицы. У Марии все внутри похолодело – кто-то был в ее доме.

«Это, наверное, Костя! Решил вернуться… Но я же отняла у него ключи?» Еще одна мысль мелькнула – о Федоре, но тут же угасла, так и не успев разгореться. У Федора там, в его доме, – невеста, да и не стал бы он так красться… Захотел бы поговорить – пришел бы, да, все возможно, но постучал бы в дверь.

Снова скрип половицы. У Марии уже не осталось никаких сомнений в том, что кто-то осторожно передвигается рядом. И тут новая мысль озарила ее. Деньги. Вчера она получила деньги – довольно крупную сумму, которая давала ей возможность прожить несколько месяцев, хотя бы до следующей весны. Деньги эти пока еще находились в доме.

От ужаса, от ощущения безнадежности Мария окаменела. «Ну вот и все. А на что ты надеялась? Ты неудачница. Ты никому не нужна. У тебя все отняли. У тебя и последние деньги тоже сейчас отнимут. Ты нелюбима этим миром, этой жизнью. Тебя ведь даже родная мать не приняла! Даже земля, по которой ты ходишь, кидает в тебя камнями…»

Мария, стараясь сдержать дыхание, тихо вылезла из постели. Нашарила на стене выключатель, резко нажала на него.

В первое мгновение, когда свет только вспыхнул, а глаза еще не успели привыкнуть к нему, Мария увидела темный силуэт у входа. Там стоял человек.

И в следующее мгновение она уже поняла, кто это. Узнала его. Тот самый попрошайка, что ходил у них по Дербенево. Не старый еще мужик с малиновым от пьянства лицом и черными ручищами. Тот самый, которому она когда-то посоветовала идти работать. Сейчас этот человек держал в руке нож.

Как ни странно, страх у Марии куда-то пропал, когда она увидела этот нож. Молодая женщина вцепилась в спинку стула, который находился рядом, и произнесла спокойным голосом:

– Не двигайся. Еще шаг – и я кину этим стулом в окно. Разобьется стекло. Будет грохот и звон. Мои соседки напротив услышат и прибегут.

– Не прибегут, – хрипло ответил мужик, распространяя вокруг себя запах старого перегара.

– Прибегут. Им до всего дело есть.

– Не успеют. Слышь, ты… Харе мне зубы заговаривать, бабло гони! – Он угрожающе взмахнул ножом.

– У меня нет денег.

– Да ланн гнать… Я в курсе.

– Выследил, значит. Вынюхал. А я не отдам тебе денег, – с нарастающей яростью говорила Мария. – Еще шаг – и я стулом кидаю в окно, – повторила она.

– Не придет никто.

– А если придет?

– Не успеют. Я тебя ножиком почикаю.

– Меня почикаешь, потом соседок, которые прибегут? Столько людей тебе придется зарезать, такой грех на душу не боишься взять? А ведь тебя потом искать будут, дядя. О таких убийствах, со множеством жертв, на всю страну рассказывают в новостях, убийц всем миром ищут.

Мария говорила с азартом, с ненавистью к этому типу. Она понимала, что идет по лезвию бритвы, но молча и безропотно сдаться не могла уже.

– Ты ведь не думаешь, что я совсем уж дура? Я деньги спрятала, и очень хорошо спрятала. Очень хорошо. Их тебе долго искать придется. Может, до рассвета. А когда рассветет, люди уже пойдут, от дороги окна в моем доме выбитые увидят. А соседок молочница точно пойдет проведать, она к их домам каждый день молоко приносит… Ты ведь стольких людей убьешь, дурак, и все зазря.

– Сама дура… – огрызнулся мужик. Глаза его забегали, он явно поддался логике Марии. – Я вот что… я тя пытать буду. Сама скажешь, где деньги!

– Ну, если ты хоть шаг сделаешь сейчас, я стулом в окно кину… – опять напомнила она.

– Да не почешется даж никто, на крики-то твои! Блин, в третий раз по кругу идем! Я тя пытать буду сразу!

– А я кричать буду. Ты знаешь, как я кричать умею? Тогда уж точно вся деревня сюда сбежится.

– А я те рот завяжу, вот! – с ненавистью, дрожа, выпалил мужик. – Сучка какая… Угрожает мне еще!