Он берет меня за руку.

– Бежим!

Мы быстро бежим к тому месту, где стоит машина Антона. Он ныряет в нее и открывает мне дверцу.

– Садись.

Вставляет ключ в зажигание, и мы отъезжаем.

Едем мы в полном молчании. Странное дело, оно меня даже не тяготит. Мне не хочется говорить, чтобы не нарушить то хрупкое согласие, которое установилось между нами. Мы – два сообщника, связанные темнотой, преследованиями, недомолвками и неясным будущим. Мне достаточно того, что даже сквозь шум машины я различаю дыхание Антона.

Я вообще человек, привыкший ко всему и не ждущий от жизни слишком многого. Наверное, у меня нет здоровых амбиций и честолюбия. Мне кажется, что все дело в мифическом отце. Точнее, его отсутствии – том белом пятне, которое давно и прочно поселилось у меня в мозгу. Иногда я думаю: был бы отец – все было бы по-другому. Бог знает, от каких пустяков, случающихся в детстве, жизнь дает крен и все идет наперекосяк. Из-за того, что тебя когда-то назвали толстой; мальчишка, в которого ты была влюблена, поцеловался на твоих глазах с лучшей подругой; мама слишком рано вышла замуж после развода или при тебе кинули камнем в любимую кошку. У меня была своя точка невозврата – тот момент, когда я поняла, что никогда не увижу отца. Маленькой я часто фантазировала: как он придет к нам, и я брошусь к нему и повисну на шее. Но когда мать безжалостно оборвала все мои мечты и сказала, что он никогда не вернется к нам, я запретила себе мечтать. Потому что это было очень больно – мечтать впустую. Всегда должна быть маленькая надежда, что твоя мечта рано или поздно сбудется. Иначе жизнь будет смахивать на тюремную камеру или игры с садистом.

Навстречу нам попадаются редкие одиночные машины. Фары на короткое мгновение слепят нас, а потом все снова погружается в темноту.

Я не боюсь темноты, тишины и одиночества, то есть тех вещей, которых боятся очень многие женщины. Мне очень повезло. Или наоборот. Смотря с какой стороны посмотреть. Я давно обратила внимание, что пугливые женщины очень быстро обзаводятся спутниками жизни. Они стремятся как можно быстрее делегировать кому-то свои страхи, чувство незащищенности, желание опоры. И им это удается.

Я всегда была слишком самостоятельной и независимой. И в этом была моя проблема. С той самой поры, когда я стала жить одна в семнадцать лет в бабушкиной квартире, несмотря на возражения матери. Сначала было непривычно просыпаться одной и ложиться cпать – тоже одной. Но потом я привыкла. И другая жизнь была бы мне чуждой и странной. Парни обычно долго не задерживались в моей квартире и постели. Мне кажется, это от того, что я никогда не давала им никаких поблажек. С мужчинами всегда нужна играть, ни на секунду не выходя из образа или роли. Играть то, что нужно им. Покорность, смирение, легкую капризность, доступность, готовность поступиться своими привычками и многим другим. Женщины, готовые играть, – выигрывают. Это не каламбур, а жестокая правда жизни. Меня же хватало обычно ненадолго. С каждым новым парнем я искренне хотела завязать длительные прочные отношения и поэтому подыгрывала ему. Но очень быстро мне все это надоедало, и я снова становилась самой собой – самодостаточным существом, способным обходиться без многого.

Но сейчас я чувствую, что мои жизненные установки пошатнулись. Я не играю. И вместе с тем я чувствую полное слияние с сидящим рядом человеком. Как будто его дыхание отзывается во мне. Как и глухие удары сердца. Может быть, это та неизбежность, которая вела меня по жизни с некоторых пор. Когда-то прочитала утверждение, которое запало мне в голову. Мы можем контролировать мелочи; в эпохальном плане наша судьба уже задана и определена, и мы не можем изменить ее или повернуть вспять. Мы можем только покорно следовать ей, без упреков и сопротивления.

У меня было чувство, что от меня cейчас мало что зависит. Или вообще ничего не зависит.

– Ты чего молчишь?

– Просто так.

Я чувствую, как стучат мои зубы.

– Ты что?

Я мотнула головой.

– Н-наверное, з-замерзла.

– Ого! И чего скрываешь?

Антон нажал на тормоз, машина остановилась. Вокруг была непроглядная тьма. Справа высился темный лес.

– У меня есть в термосе кофе. Будешь?

Не дожидаясь ответа, он оборачивается назад и стаскивает с заднего сиденья небольшой рюкзачок. Развязывает его и достает оттуда термос и два стаканчика. Наливает мне кофе, от которого идет пар, в один из стаканчиков. Второй стаканчик убирает обратно в рюкзак. Кофе очень горячий и очень сладкий. Я отпиваю глоток и морщусь. Напиток обжигает мне губы, нёбо, слизистую рта.

– Горячо?

Я киваю. Почему-то мне трудно говорить. Словно запас слов разом иссяк. Или это только в присутствии Антона на меня нападает странная немота?

– Привыкнешь.

Он берет у меня стаканчик и дует на него. Потом пьет сам.

– Действительно, горячо, – и его губы раздвигаются в улыбке. – Будем ждать, пока остынет. Торопиться нам некуда.

Но я не хочу ждать и пью кофе, обжигая себе внутренности. Он смотрит на меня с некоторым удивлением. Но мне все равно. Допив кофе, я протягиваю стаканчик. Он пакует все обратно в рюкзак и крепко стягивает его.

Мы едем дальше. Я не задаю вопроса, куда мы едем. Честно говоря, мне все равно. Мне хочется, чтобы это путешествие не кончалось, мне нравится ехать неизвестно куда и слышать дыхание Антона рядом.

Через какое-то время дорога вильнула вправо и сразу стала другой: мы подпрыгивали на ухабах и пару раз попадали в ямы.

– Держись, – сказал он мне. – Дорога здесь – не Бродвей, а нормальная русская дорога. Отбитую задницу и шишки на голове гарантирую стопроцентно.

Я сидела, крепко вцепившись в подлокотники кресла, и старалась удержаться на месте при очередном повороте или колдобине.

Езда с препятствиями внезапно закончилась и мы выехали на мягкую утрамбованную дорогу.

– Скоро уже приедем, – сказал Антон, искоса глядя на меня. В темноте его зрачки были расширены, как у дикого зверя.

Мы въехали на территорию недостроенных дач. По сторонам дороги возвышались двух-, трехэтажные дома с темными окнами и пустыми внутренностями, словно обломки кораблекрушения.

– Дачи новых русских. Сплошной недострой. Только пара домов годны для заселения.

– Где мы?

– У излучины реки. Почти в самом Заповеднике.

Я понимающе киваю головой. Это место – лакомый кусочек, и на него все время покушаются местные нуворишы, мечтают оттяпать землю под коттеджную застройку. Но местная общественность, в том числе Виталина с ее газетой, не дремлет и постоянно бьет тревогу по поводу незаконного захвата заповедных земель. История эта длится давно. То ли у местных толстосумов не хватает денег на покупку всех и вся, то ли власть в канун выборов должна делать вид, что она заботится о природе края. Что там на самом деле, сказать трудно, но факт остается фактом – окончательное разрешение на строительство еще не получено.