— Да, дословно такое же, как в том письме.

— Ну как же так! Как она сейчас? Я как раз собираюсь ехать в больницу.

— Не торопитесь — она без сознания.

— Без сознания? — голос Докина упал. — Ну как же так? Я сделал все, чтобы защитить ее — а этот гад все равно достал ее! Это тот же, кто прислал ей фотографию?

— Да.

— Станислав Владимирович, найдите его, пожалуйста, найдите, остановите его — он же явно не остановится сам. Что он ещё придумает?

— Не знаю, Виталий Павлович, не знаю. Надо искать и спасать Романа — если он ещё жив.

— Я очень надеюсь, что он жив!

— Да. Если что-то узнаете — сразу звоните мне — в любое время.

— Конечно!

Белогоров завершил разговор и крепко задумался. Никогда ещё у него не было такой ситуации, когда оба доверителя выпали из строя: один — исчез, и есть вероятность, что он мертв, другая — находится без сознания. Единственно что — в такой ситуации он мог совершенно свободно предпринимать любые действия, которые считал нужным в их интересах, так как согласовывать эти действия все равно не с кем. Но, с другой стороны, это и повышало ответственность за такие решения.

Кто же тот таинственный злодей, который убил Комина-старшего, а потом преследовал его бывшую жену и сына? Он же явно хотел их убить, причем обоих.

Станислав не сомневался, что это один и тот же человек.

Ничего нельзя исключать, никого нельзя выводить из-под подозрения.

Конечно, он в самого начала подозревал Докина. Если бы он являлся официальным мужем Коминой, Белогоров заподозрил бы его первым — слишком очевидна его роль. Но их семейный союз не был зарегистрирован, и к тому же она подтвердила, что никакого завещания на него она не оставила — чтобы сын был остался ее единственным и безсомненным наследником. Не будучи мужем и не являясь наследником по завещанию, никак Докин не мог ничего получить от убийства Юлии Коминой и ее сына.

Вот под подозрением он — как и все вокруг этой ситуации — но мотива нет.

Поддельные завещания от имени Коминой бесполезны — при таком внимании к этим делам.

Топ-менеджеры компании, Рита Лирова и ее отец — они все под подозрением. Но Белогоров понимал, что Лировы уже сильно запуганы — Рита прямо сказала ему это; ее отец уже и не рад, что подделал завещание Комина.

А вот топ-менеджеры явно готовы на все, чтобы и долю в корпорации себе забрать, и Коминых устранить. Они вполне могли организовать покушение на всех Коминых — сначала Геннадия, потом Юлии, затем их единственного сына. И все — у Коминых нет наследников, поэтому дорога к завладению корпорацией открыта.

Но неужели они, топ-менеджеры, настолько обнаглели? Ведь сейчас стоило бы ему сейчас написать в заявлении о подозрениях в отношении того, что они организовали убийство отца и сына Коминых и покушение на убийство Коминой — и их тут же взяли бы под стражу как подозреваемых.

Но кто из них? Горохов? Испугается последствий. Томилин? Забоится даже задумывать такое. Бутов? Не способен сам такое придумать. А кто мог его надоумить?

Да пример Коврова, еле выбравшегося из следственного изолятора и теперь сидевшего тихо дома, был весьма показателен для них.

Или все-таки Лировы? Неужели Борис Лиров ради богатства для дочери готов рискнуть свободой? Ведь сейчас, когда Роман Комин убит, Юлия Комина становится наследницей его, а значит — всего состояния Коминых. А Рита Лирова — ее ближайшая родственница, и, будучи ее двоюродной племянницей, в отсутствие более близких наследников является наследницей по закону. Так что же — Рита Лирова?

Не может быть.

Все может быть.

Слишком большое наследство открывается — поэтому Борис Лиров мог рискнуть. Может быть, даже в сговоре с другими топ-менеджерами.

Но — Белогоров хорошо помнил сбивчивый рассказ секретарши Валентины о том, по какому поводу встречался Геннадий Комин в день своей смерти. Кто был тот человек, который назвался его родственником? Ведь это был человек, незнакомый Геннадию Комину, но сумевший заинтересовать его рассказом об их родстве — и явно именно он отравил Комина во время их встречи.

Но кто он? Как его найти? Он ли убил Романа Комина? И какая опасность угрожает Юлии Коминой.

Очень много вопросов, и все пока что без ответов. А время идет — драгоценное время идет и уходит.

Телефон звонил настойчиво и бесперерывно. Не звонил — вибрировал на тумбочке: Белогоров либо выключал телефон вообще, либо — чаще всего — ставил на вибрацию. Звук вибрации через слух проникал в мозг, а там — в сны, которые снились ему; он не мог вспомнить, что именно снилось, но что-то сумбурное — ставшее ещё более спутанным и непонятным из-за того, что люди и предметы во сне в какой-то момент стали подпрыгивать от дребезжания.

Наконец Станислав проснулся и открыл глаза, сначала — мысленно, потом — реально. Крупно мигая и ввинчиваясь в реальную действительность, он понял, откуда идёт вибрация. Он в таких случаях не ругался — понимая, что раз кто-то звонит, значит — нужно: номер его телефона не был широко известен, поэтому звонил, скорее всего, кто-то знакомый.

Взяв аппарат, Белогоров увидел, что было 4:37 и что звонит Людмила Константиновна — врач Юлии Валерьевны. Остатки сна вмиг растворились — понятно, что так срочно она могла звонить только в одном случае.

— Здравствуйте, Людмила Константиновна, — сказал он и тут же продолжил, — Не извиняйтесь, знаю, что Вы звоните по важному делу. Юлия Валерьевна?…

— Да, Станислав Владимирович. Юлия Валерьевна умерла 20 минут назад.

Даже зная, что Людмила Константиновна скажет именно это, Белогоров все равно замер. Непоправимое случилось, Юлии Валерьевны больше нет в живых.

В живых нет ни Юлии Валерьевны, ни Романа Геннадьевича — никого из тех, кто обратился к нему за помощью 10-го ноября.

— Спасибо, что позвонили. Буду в больнице через полчаса. Можно будет пройти в больницу?

— Да, я предупрежу охрану на входе — Вас пропустят.

Через полчаса Станислав был в больнице. Туда же приехал Докин, которому он позвонил с этой новостью сам.

Виталий Павлович был бледен и молчалив; он смотрел в одну точку и ничего не слушал, и ни на что не отвлекался. Было понятно, что смерть Юлии Валерьевны — смертельный удар по нему, он потерял ближайшего ему человека.

Белогоров, смотря на Докина, в полной потерянности сидевшего в коридоре больницы, понимал, что сейчас, когда Романа нет, а другие родственники