Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Восстанавливают науку лидеры, а им надо платить, — считает Артем Оганов. — Если мы хотим восстановить научные школы, надо переманивать лидеров из-за границы и делать так, чтобы они считали своей Родиной Россию».
Но Россия, как известно, не Китай. Это там в одном и том же научном институте могут работать профессор-«возвращенец» с зарплатой в 150 тыс. долл. и китайский профессор с зарплатой в 2 тыс. долл. в год, и, как утверждают очевидцы, последний будет с пониманием относится к ситуации. Потому что китайцы верят, что возвращение ученых поднимет науку на качественно новый уровень и со временем у всех зарплаты станут большими. Но способен ли на подобное понимание российский научный мир? Судя по реакции научного сообщества, не совсем. Например, вице-президент РАН академик Александр Некипелов заявил, что поощрение «возвращенцев» неприемлемо, так как приводит к разделению исследователей на людей первого и второго сорта. Тем временем профсоюз РАН (существует и такой!) продолжал выступать с требованием повысить зарплаты всем российским ученым в пять — десять раз.
Физик Александр Беляев, который всего добился на Западе, готов был вернуться в Россию, если для него на Родине нашлась бы постоянная ставка, и на зарплату, меньшую, чем он получает в Британии. Артем Оганов, который всего добился на Западе, тоже готов вернуться. Он уже поработал в Новосибирске, выиграв грант на совместный научный проект, подал заявку на создание лаборатории по мегагранту. «Россия как страна ничуть не менее привлекательна, чем любая другая, — объяснял Оганов. — Все страны, по сути, одинаковы, если вы имеете возможность для работы и комфортной жизни. В Америке тоже много бедных людей, но она привлекает ученых со всего мира потому, что создает достойные условия для жизни и работы, предоставляя при этом определенную свободу действий. Если Россия чем-то и пугает, то разве что климатом, неопределенностью и отсутствием гарантий».
В целом, диспозиция на сколковском фронте складывалась крайне запутанная. Маша Новикова собирала чемоданы, чтобы уехать к хорошим ученым. Те, в свою очередь, готовы были паковать свои и ехать поднимать российскую науку с колен, если им предложат постоянные ставки и достойные условия. И пересечься в одной в одной точке у них никак не получалось.
ПРИНЯТО СЧИТАТЬ, что перспективные идеи рождаются в университетах. По крайней мере, в развитых странах. Это подтверждается простой статистикой — наибольшее именно в университетских лабораториях. И именно сильные исследовательские университеты, как правило, выступали в роли баз для успешных инновационных кластеров. 70 % технологических стартапов зарождаются именно здесь.
К началу 2011 г. Россия была страной с развитой системой высшего образования. Здесь работало порядка 1115 высших учебных заведений, в которых обучалось 7,05 млн студентов. Вузы от Калининграда до Владивостока и от Архангельска до Махачкалы исправно принимали студентов, выдавали дипломы. В них кипела какая-то жизнь: плелись интриги, защищались диссертации, заседали кафедры, создавались и рушились семьи. Где-то, чего греха таить, имела место и коррупция (говорят, чем южнее, тем больше).
Насколько вся эта инфраструктура могла помочь амбициозным планам по модернизации страны? Могла ли эта среда обеспечить Сколково талантливыми энтузиастами, а главное — свежими идеями и в количестве, потребном для запуска инновационной машины?
…Московский государственный технологический университет имени Баумана — это комплекс величественных зданий на Лефортовской набережной в Москве. Лучшая инженерная школа мира, лучшая инженерная школа СССР, лучшая инженерная школа России. Некогда один из самых «закрытых» вузов, работающих в том числе на космическую отрасль и оборонный потенциал страны. Теперь знаменитая Бауманка получила статус Национального исследовательского университета. Преобразование произошло в рамках реформы российской системы высшего образования, которая должна превратить ведущие российские вузы в глобальные исследовательские университеты, активно генерирующие и продвигающие новые знания.
На реформу тогда еще премьер-министр России Владимир Путин пообещал выделить 90 млрд руб. Эти деньги должны были помочь федеральным и национальным исследовательским университетам эффективнее заниматься фундаментальной наукой, ведь, по мнению чиновников из Академия наук, с этой задачей они не справлялись. Они должны были заниматься и прикладными исследованиями, поскольку прежняя система отраслевых НИИ фактически канула в Лету, а отраслевую науку надо восстанавливать. Им предстояло зарабатывать на НИОКР по заказу государства и бизнеса, строить бизнес-инкубаторы и создавать инновационные компании. Вокруг реформы кипели, как водится, жаркие споры: одни эксперты говорили, что бессмысленно накачивать деньгами систему образования, не реорганизовав ее саму; другие — что выделенные деньги — это кошкины слезы, на них и исследовательского оборудования нормального не приобрести. Тем более что, по странной чиновничьей логике, тратить средства, выделенные на развитие, на повышение зарплат профессорам и аспирантам было нельзя. Значит, и старая мечта о том, что в российских вузах появятся профессора на постоянных ставках из технологически развитых стран, по-прежнему оставалась мечтой. А раз нет хороших профессоров, не будет и аспирантов. И откуда тогда возьмутся прорывные результаты в фундаментальных и прикладных исследованиях?
Знаменитая Бауманка обрела статус Национального исследовательского университета. И как же это сказалось на предпринимательской инициативе?
Закон 217-ФЗ, который разрешал создавать при вузах инновационные компании, был принят еще в 2009 г. Тогда в Госдуме даже случился небольшой аврал, депутатов вызывали из отпусков, что лишь подчеркивало значимость предстоящего голосования для модернизации страны. Судя по всему, где-то в высоких кабинетах всерьез полагали, что в университетах и институтах томятся в ожидании тысячи молодых перспективных предпринимателей. Предполагалось, что созданные при вузах компании послужат хорошим подспорьем для становления инновационной российской экономики, как магнит, привлекут венчурные инвестиции. Ну а дальше — результат известный: вчерашние студенты и аспиранты станут миллионерами, а РОСНАНО построит чудо-заводы.
К 2011 г., согласно официальной статистике, вузами в России было создано свыше 1 тыс. компаний[57]. Это был колоссальный результат, ведь с момента старта программы не прошло и двух лет. Правда, из них число фирм с запатентованной интеллектуальной собственностью не превышало 10 %. Причем нередко в качестве IP значились зарегистрированные в Роспатенте базы данных и «программы для ЭВМ»[58]. Если верить статистике, в Бауманке за последние полтора года создали 11 малых инновационных фирм, что было своеобразным национальным рекордом.
…На проходной — женщины-вахтерши в зеленой униформе, автоматические турникеты, окошко бюро пропусков. Длинные запутанные коридоры Слободского дворца, построенного еще канцлером Бестужевым-Рюминым. Человек, который вел меня по ним, по ходу дела рассказывал, что после получения статуса НИУ Бауманка стала более открытой. «Наш вуз по-прежнему одна из лучших инженерных школ мира, но сравнивать нас с МIТ некорректно. Мы, скорее, сравнимы с Университетом Северной Каролины. МIТ же — это предпринимательский вуз. Это все равно что сравнивать водителя автомобиля и того, кто этот автомобиль придумал. Мы готовим тех, кто, образно говоря, придумывает автомобили».