Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ребенок имеет право спать с родителями, — возразила Мейрин.
— Да, наверное, иногда это допустимо, — согласился Юэн. — Но только не в первые дни после нашей свадьбы.
— Непонятно, при чем здесь наша свадьба? — буркнула Мейрин.
Маккейб вздохнул и постарался обуздать нетерпение. Эта упрямица способна свести его с ума!
— Дело в том, что непросто овладеть женой, если рядом лежит сын, — с нарочитым безразличием пояснил он.
Мейрин опустила голову и нервно сжала руки.
— Если данное обстоятельство не имеет для вас принципиального значения, то я бы предпочла, чтобы вы… мной не овладевали.
— Но как же в таком случае ты собираешься родить наследника?
Мейрин взглянула исподлобья — настороженно и в то время с надеждой.
— Но ведь может случиться и так, что ваше семя уже проросло. Надо немного подождать — скоро станет ясно, так ли это. Да, приходится признать, что вы не слишком искусны в любви, а я… я и вообще ничего не умею.
От неожиданности Юэн открыл рот. Не может быть: наверное, просто чего-то не расслышал. Не слишком искусен? Рот сам собой закрылся, а потом вновь распахнулся. Пришлось прибегнуть к помощи спасительного скептицизма.
Мейрин тем временем высокомерно пожала плечами:
— Давно известно, что мужчина обладает лишь одним из искусств: либо военным, либо любовным. Вам, должно быть, досталось первое.
Юэн остолбенел. Самоуверенная девчонка осмелилась поставить под сомнение его мужские качества. Подобное оскорбление способно уничтожить кого угодно! Гнев нарастал стремительно, но только до того мгновения, пока в синих глазах не застыла тревога, а хорошенькие губки не задрожали от страха.
Усилием воли Маккейб взял себя в руки и вздохнул:
— Да, сказать нечего. Я действительно овладел тобой с искусством мальчишки-подмастерья, впервые встретившего женщину.
Мейрин порозовела от смущения, а Юэн проклял себя за очередную грубость и растерянно запустил пятерню в волосы.
— Дело в том, что ты легла в супружескую постель девственницей, а это означает, что первая встреча никак не могла пройти безболезненно. И все же существует немало способов смягчить неприятные ощущения и даже доставить удовольствие.
— Да, немного удовольствия совсем бы не помешало, — грустно вставила Мейрин.
Юэн сжал кулаки. Неужели он и в самом деле вел себя так грубо? Да, он ясно сознавал, что не подарил молодой жене ни нежности, ни терпения, ни ласки. А об удовольствии и говорить не приходится! В минуту опасности некогда было думать о чепухе. Главное — как можно быстрее консуммировать брак. Времени на соблазнение робкой невинной девственницы Кэмерон не оставил. Ну а теперь робкая невинная девственница превратилась в упрямую несговорчивую женщину.
— Пойми, милая, если бы я не успел сделать тебя своей, наш брак так и остался бы эфемерным. Я не имел права рисковать жизнью, не подтвердив супружеские права. Если бы враг захватил тебя в плен, то наверняка овладел бы тобой силой, а потом объявил себя законным мужем.
Мейрин молчала и не поднимала головы, упорно рассматривая сложенные на груди руки.
Воспользовавшись ее минутной заминкой, Юэн подошел к ней и сжал дрожащие пальцы. Маленькая, мягкая, хрупкая девочка. До чего же стыдно ее обижать! И все же испытывать раскаяние было бы по меньшей мере странно. Долг жены — дарить мужу удовольствие независимо от того, каким способом он решил его получить. Вот только полные слез глаза почему-то не давали покоя.
— Больше такого никогда не случится.
Мейрин взглянула на него вопросительно.
— Не случится?
— Даю слово.
— Почему?
Пришлось подавить очередной приступ раздражения и напомнить себе о необходимости бесконечного терпения.
— Потому что искусством любви я владею ничуть не хуже, чем искусством военным. И твердо намерен это продемонстрировать.
Синие глаза тревожно распахнулись.
— Правда?
— Правда.
Мейрин испуганно попятилась, но Юэн не позволил отстраниться, а потянул ее за руки и заставил вернуться.
— Более того, намерен доказать свое непревзойденное искусство.
— Правда?
— Правда.
Она судорожно сглотнула и очень тихо уточнила:
— И когда же вы собираетесь это сделать, лэрд?
Юэн склонился и нежно поцеловал жену.
— Прямо сейчас.
Мейрин покачнулась и, чтобы не упасть, уперлась ладонями в грудь мужа. А потом вздохнула и с готовностью отдалась поцелую.
— Но сегодня я раздену тебя по всем правилам, — шепнул Юэн, прервав поцелуй.
Мейрин с трудом пробиралась сквозь слова и мысли — разум уже утонул в душном тумане. Однако правила она помнила четко, а потому нахмурилась. Неужели теперь всегда придется исправлять ошибки?
— Но ведь я сама должна тебя раздеть. Это моя прямая обязанность.
Юэн усмехнулся:
— Твоя обязанность делать то, чего хочет супруг. А сейчас я хочу насладиться каждым мигом, каждым движением. Ты прекрасна и достойна восхищения. Пусть сегодняшняя ночь станет для тебя первой. Если бы я мог вернуть и исправить прошлую встречу, то непременно бы это сделал. Но что было, то прошло. Постарайся простить и забыть. Взамен я подарю тебе радость новых сладостных минут.
Обещание покорило Мейрин своей искренностью.
Юэн подвел молодую жену к кровати и стал медленно спускать с плеч ее платье.
Постепенно отвоевывая у одежды дюйм за дюймом, он покрывал поцелуями ее жемчужную кожу, а когда, наконец, платье скользнуло на пол, жадному взору Юэна открылись сокровенные тайны.
— Ты прекрасна! — восхищенно прошептал он, согревая Мейрин горячим дыханием.
Бережно коснувшись ладонями груди, Юэн приподнял округлые холмы и, наклонившись, провел языком сначала по одному соску, потом по другому. Колени Мейрин тут же подогнулись, и она безвольно упала на кровать. Усмехнувшись, Юэн опустился рядом и перевернул ее на спину.
Он рассматривал Мейрин так откровенно и беззастенчиво, что ей невольно захотелось прикрыться, спрятаться от его властного всепроникающего взгляда.
Юэн понял чувства возлюбленной и нежно посмотрел ей в глаза.
— Нет, не надо стесняться, милая. Ты великолепна, восхитительна. На свете нет никого прекраснее. — Он провел пальцем по плавному изгибу талии вниз, к бедру, а потом вернулся к груди. — Кожа твоя мягче шелка, а каждая линия безупречна.
Мейрин попыталась вздохнуть, однако легкие подчинились неохотно. Голова слегка кружилась, и с каждой секундой нарастало пугающее ощущение одиночества.