— Использовалась — не использовалась, какая, собственно, разница! Я имею в виду ситуацию по городу и области в целом. Конкретно в моем случае имела место грубая подстава, которую при непосредственном участии прокуратуры провернул мой бывший заместитель майор Моржеев. Слышали про такого?

Как только Печерский произнес фамилию своего бывшего зама, у Володи перед глазами тут же, как живой, появился толсторожий гаишник, внаглую обобравший его совсем недавно.

— Э-э, Николай Харитонович, перебью. У этого вашего, Моржечленова, в ГАИ родственник не работает?

— Что, имели счастье и с этим дерьмом познакомиться?

Владимир утвердительно кивнул.

— Это его младший братишка, старший сержант Моржеев по кличке Дима-Хорек. Они, кстати, с братом очень похожи, можно сказать, одно лицо. Только старший намного наглее, но такой же хапуга и мразь.

Воспоминания разволновали отставного подполковника. Нервно вытряхнув из пачки очередную сигарету, он прикурил, отчаянно дымя.

— Не стоит так волноваться, Николай Харитонович.- Владимир жестом подозвал официантку.- Пожалуйста, еще два пива моему соседу.- И вновь обратился к Печерскому: — Рискну предположить- скоро в вашем городе все круто изменится, но мне нужна ваша помощь. В ваших милицейских связях я не нуждаюсь, мне просто нужна достоверная информация.

Девушка-официантка поставила на стол высокий пивной бокал, две банки пива, поменяла пепельницу и молча удалилась. Подождав, пока она скроется за стойкой, Владимир продолжил:

— Вы, как человек, многие годы проработавший в уголовке, просто обязаны быть в курсе того, кто чем дышит. Образно выражаясь, Гелинск — ваша вотчина, где вы царь и бог уголовного мира. В связи с этим мне хотелось бы знать, кто на данный момент в городе хозяин. Причем не номинальный, а настоящий, который решает, что делать и как. Вот об этом человеке мне нужно знать все. Вам понятен вопрос?

Печерский молчал, прихлебывая пиво. Не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять — он прикидывает возможные плюсы и минусы, которые он может поиметь от сидящего рядом человека. Наконец решившись, он начал свой рассказ:

— С начала девяностых у нас, как, впрочем, и везде в России, начался активный рост организованной преступности. Я в то время был простым опером и знал все тонкости этого процесса. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что из всех желающих срубить на халяву деньгу в конце концов остался один. Его зовут Рахимов Ильяс Ильдарович.

Кличка Мамай. Ее он получил за свое поведение во время рэкетирских наездов на предпринимателей. Обычно после него оставался полный разгром и опустошение. Мамай всегда был склонен к насилию, а тут, сколотив вокруг себя «бригаду» из таких же, как и сам, отморозков, вообще с катушек съехал. При старом начальнике милиции ему все сходило с рук, так как он состоял с ним в дальнем родстве. Короче говоря, при прямом попустительстве со стороны органов к середине девяностых он подмял под себя весь рэкетирский бизнес. У меня с этим гадом были свои старые счеты, поэтому, когда я стал начальником уголовного розыска, моей первоочередной задачей стало любыми путями определить Мамая на нары. Его взяли в разработку. Правда, к тому моменту он уже был видный бизнесмен, владелец консервного завода и нескольких предприятий помельче, а делами криминального характера занимались два его холуя, с которыми он начинал еще с выставления киосков. Парочка, я вам доложу, та еще! Одного кличут Немец, поскольку он действительно из обрусевших немцев, второго Кайфуций, поскольку он большой любитель раскумариться героином. Немец тоже наркозависимый, но Кайфуций подводит под ширево солидную базу. Причем любит он на эту тему пофилософствовать, припомнить индийские практики агни-йоги, путь Дао. Отсюда и кличка.

Так вот, начал я немного Мамая прижимать, постепенно сжимая кольцо, и в 2002 году мне все-таки удалось прихватить его на незаконном хранении оружия. Ствол, который у него изъяли, оказался «мокрым». По всему выходило, что Мамаю пришел конец. В камере — это вам не на свободе с адвокатами и телефонами. Там больно не забалуешь. В общем, поплыл голубок на допросах, много чего интересного рассказал про себя и товарищей. Сидеть бы ему и сидеть, но вдруг начались странности. Сначала мне позвонили из самых верхов, из Москвы, и дружески порекомендовали дело на гражданина Рахимова спустить на тормозах. Я тогда не понял, насколько все это серьезно. Мало ли кто мне звонит. Буквально через неделю после этого звонка у меня на даче службой внутренней безопасности был произведен обыск, якобы на основании показаний одного барыги, задержанного на сбыте героина. Он не моргнув глазом заявлял, что я принуждал его сбывать наркоту, которую всегда передавал на своей даче. Естественно, «дурь» на даче нашли, причем немало. Меня отстранили от должности, возбудили дело, а тем временем мой зам стал исполнителем обязанностей начальника и благополучно дело Мамая развалил. Выйдя на свободу, этот ублюдок начал вести себя так, словно никаких законов не существует вовсе. У нас не маленький город, есть крупные предприятия, банки, куда этого беспредельщика на пушечный выстрел не подпускали. Серьезные люди с серьезными связями никогда не пускали чужих в свой бизнес, но годика три-четыре назад все изменилось. Один за другим эти серьезные бизнесмены продали свой бизнес, и больше о них в городе никто не слышал. Справедливости ради нужно сказать, что продавали не все. Те, кто артачился, почему-то скоропостижно умирали, а уж потом наследники продавали то, что не продал покойный.

Подводя черту, можно уверенно назвать цифру восемьдесят. Именно на столько процентов весь местный бизнес принадлежит Мамаю. Он, правда, тоже сильно изменился. Раньше его любимым времяпрепровождением были кабаки и бабы. Кутил напропалую, денег не жалея. В его любовницах полгорода побывало, но с недавнего времени он превратился в солидного бизнесмена: в девять утра он уже в офисе, откуда уезжает строго в восемь вечера. Рестораны остались в прошлом, бабы тоже. Теперь не курит и не пьет, по воскресеньям играет в теннис в компании с «отцами» города. Так дело дальше пойдет — у него на спине крылья ангельские прорежутся! Если бы я не видел это собственными глазами, никогда бы не поверил, что человек может так измениться. Кстати, мы тут с ним столкнулись как-то на улице. Я думал, он по своей старой привычке полезет мне в морду, а он посмотрел на меня равнодушным взором умалишенного, как будто вместо меня пустое место, и пошел со своей охраной дальше.

Печерский замолчал.

— Интересная получается картина… — Будучи посвященным в некоторые специфические тонкости колдовства, Владимир догадался о причинах таких изменений личности Мамая, но решил об этом отставному менту не говорить: еще напугается непонятной чертовщины, замкнется.- Скажите, а странных насильственных смертей за последние года три не происходило? Может быть, что-то, ну необычайная жестокость, например, экзотическое оружие или еще что-то из ряда вон выходящее.

— Как же, было, причем не единичные случаи. Сразу все не упомнишь, разве что дело банкира Сиротина. Сиротин возвращался поздно вечером домой. Оговорюсь сразу, охраной он из принципа не пользовался. Говорил, мол, если кого захотят убить, то никакая охрана, даже самая крутая и профессиональная, этого человека не спасет. Машину всегда водил сам, любил полихачить, благо материальных затруднений он не испытывал, поэтому гаишники его любили больше папы родного. В тот вечер он, как всегда, поставил свой «мерин» на платную стоянку рядом с домом. Чтобы добраться до своей квартиры, ему нужно было всего-то пройти метров триста. Так как в микрорайоне он был личность довольно известная, то передвигался всегда без опаски за свой кошелек и здоровье, зная, что его никто тронуть не рискнет. Короче, махнув сторожам на прощание рукой, Сиротин скрылся за ближайшим домом и пропал из видимости. Сразу после этого оттуда раздались его дикие вопли. Сторожа, охраняющие стоянку, решили, что на него напала банда малолеток, которая пошаливала в этом районе. Вооружившись дубьем, один из сторожей побежал Сиротину на помощь, второй в это время вызвал наряд милиции. Пока сторож добежал до угла, за которым скрылся Сиротин, крики прекратились.