Поч и Джиоти шли за ним молча, устало вглядываясь в навесы между фабриками и мастерскими, отовсюду видя угрозу: бродячие собаки, бездомные люди, охраняющие с дубинами в руках свои углы в сточных канавах, блуждающие банды бесчармовых, дерущиеся над баками с мусором и глядящие хищным взглядом вслед, но настолько боящиеся Бульдога, что не только подойти — даже окликнуть не решались.

По дороге вор приобщал своих подопечных к собственной философии.

— Речь есть свет. Она делает нас людьми. Слова, слова и ещё слова. Те частицы, из которых строится кровь наших душ! Вот почему я всегда намеренно разговариваю сам с собой. Всегда. Это лучший способ узнать свой разум и излить своё сердце. Иначе как увидеть это важное, а часто и ключевое различие между тем, что истинно, и тем, что всего лишь полезно? А без этого можно просто заблудиться в самом себе. У пэров это тоже так? Как же огромно сердце человека!

Они миновали ржавый пролёт над плещущим каскадом водяных колёс, и словоохотливый вор повернулся, чтобы помочь Почу сойти. Тут он увидел, что дети отвлеклись. Они рассматривали мир, которого никогда не видели, архитектуру лебёдок, пролётов и эстакад, громоздившихся на башнях утёсов.

— Кровь дракона! — обругал себя вор и улыбнулся. — Слишком много говорю. Особенно с незнакомыми, когда можно говорить свободно, не боясь, что уже это рассказывал. Понимаешь, слова в моей жизни одновременно и яд, и лекарство. Философ полез по винтовой лестнице к современным каменным домам, омытым светом дня и восставшим из дымящихся туманов как барьер к более высокому миру, забытому обитателями низа.

— Опасная это сила — слова, — бормотал Бульдог. — Понимаете, слова, хоть они символичны и нереальны, требуют истинной любви к действительности. Они хотят стать реальностью. Они хотят войти в круг необходимого, что определяет нашу жизнь. Они рвутся, даже против нашей воли, войти в наши мечты и слиться с ними, с видениями, что расцветают на почве нашей Иртовой плоти. Жить со словами — как должны жить мы все — это требует постоянно уравновешивать энергии тел и искусства действия. Вы меня понимаете?

Джиоти и Поч энергично закивали, хотя ни один из них не слушал. Когда они выбрались из района фабрик на террасу городских домов и лавок, перед ними открылся городской ландшафт. Внизу пелена дымов закрывала угольную черноту провалов, откуда они только что поднялись. Огни кузниц вспыхивали в дымящихся гротах, багровые и внезапные, как инфернальное подобие молний небесных.

Бульдог повёл их прочь от площадки на залитый дневным светом бульвар. На остановке на углу они сели в трамвай и проехали остаток пути до парка Миражей и его мозаичных деревьев.

— По парку идите только по дорожке, — показал вор мощной рукой. Между лиловатыми и жёлтыми деревьями вилась тропинка. — Она здесь начинается, очень узкая, вьётся по этой ложбине и сразу выходит в пустыню. Доброй удачи вам обоим в этих заклятых просторах. Вода у вас, конечно, есть.

Джиоти показала фляги.

— У нас есть вода и водоискатель. И амулеты полностью заряжены. — Это она сказала уверенным тоном, чтобы подбодрить Поча. — И от полёта у нас ещё осталась еда. Всё будет хорошо. Доброй удачи тебе, Бульдог, за то, что довёл нас сюда.

— Вы хорошо заплатили Тиви, — ответил он, улыбнувшись. — Доброй удачи всем!

Когда Бульдог наконец ушёл, они испытали облегчение.

— Ну и трепач! — буркнул про себя Поч.

— Но очень полезный трепач, — возразила Джиоти. — Без него нас бы точно ограбили. Если бы мы появились в городе в ранние часы, когда народ ещё не завалился спать, нас бы точно обобрали раньше, чем мы нашли эту Тиви. У меня с собой только перочинный ножик.

— Чего я не могу понять, так кто мог повесить на Тиви этот Глаз, если не Кавал?

Джиоти ткнула пальцем через плечо назад, где резаной раной чернел в скале город Заксар.

— Это город чармоделов, Поч. В нём то и дело появляются мастера-чародеи. Это мог быть кто угодно из них.

— Смотри, Джиоти!

Над горизонтом заструилась тонкая волнистая линия. Чайки? Нет, слишком уж для такого расстояния большие и чёрные.

— Смотри, демоны! — завизжал Поч, цепляясь за руку сестры. — Они прилетели!

Джиоти схватила его за руку и потащила по тропе. Мозаичные деревья расступились, как и говорил болтливый вор, и брат с сестрой оказались на зубчатой гряде, за которой начинался Каф. До самого горизонта тянулись полосы шлака и глины.

Пэры оглядели уходящие вдаль земли беды и нерешительно посмотрели друг на друга.

— У нас есть Чарм, — снова подбодрила брата Джиоти. — Фляги полны, а по дороге мы найдём воду. Если останемся…

Они оглянулись на убийственный город. Тонкая линия демонов отсюда не была видна, но они оба знали об угрозе, нависшей над дымными утёсами. Взявшись за руки, брат и сестра вступили в мёртвые земли.

Лорд Дрив сделал привал у чистого озерца среди северных отрогов Мальпаисских Гор. Он поднялся высоко, и вокруг в бездонной синеве маячили снежные пики. Извилинами гигантского мозга раскинулся далеко внизу лабиринт тёмных хребтов и долин, дна которых никогда не достигал свет Извечной Звезды. Беззвучно кружился в вышине гриф с белым оперением ярче звёздного света.

По склонам окрестных гор стояли гигантские деревья, покрытые жёлтой и бронзовой листвой. Каждый порыв ветра доносил густой аромат с оттенком снега и льда. Дрив сделал глубокий вдох и подумал с долей иронии, что никогда не узнал бы этой красоты, если бы возвращение Врэта не выгнало его из Дорзена.

Но вместе с ощущением прекрасного пришло и щемящее чувство одиночества, и скорбь о своём доме и доминионах, беззащитных перед змеедемонами Властелина Тьмы. Страшно подумать, что сотворит с Иртом такой безумец, как Врэт, если он не подвластен Чарму.

Лорда Дрива грызла мысль, что всё это — его вина, что ничего бы такого не случилось, будь он более безжалостен и казни Врэта на месте. Ладно, он поводит за собой этого так называемого Властелина Тьмы, сколько сможет. Не приходилось сомневаться, что лапонька-мусорщик захочет отомстить и весь Ирт перевернёт в поисках Дрива.

А то, что удалось найти Тиви, придавало надежды стать сильнее — не в Чарме, но в способности понять природу этой тьмы.

«А если я её снова найду, обрадуется ли она? Или сочтёт меня бесполезным — дезертир без доминиона, только с Чармом? Что она обо мне подумает?»

Склонившись у озера с чернильно-тёмной водой, он всмотрелся в своё отражение, гадая, понравится ли он Тиви без чуда Чарма, облагораживающего лицо. В тёмно-синем плаще, коричневом мундире, увешанном чармосодержащими сплетениями бирюзы и серебра, в низких сапогах из кожи и меха он был похож на любого солдата. Хуже того, он был похож на дурака — на недостойного дурака, прячущегося вот таким образом.

Склонившись между розовым кварцем и бурым папоротником, он убрал с лица чёрные волосы, спадающие на плечи, и вгляделся в озеро, в тёмно-бронзовую кожу и раскосые ледяные голубые глаза своего отражения.