Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но прежде всего надо было вернуть дрон. Дрон и аппаратура управления стоили дорого, а армейский дрон, такой, как у него, и достать было сложно. Надо вернуть дрон, после чего сваливать отсюда…
Пока дрон летел назад – он размышлял, что делать дальше. Надо купить взрывчатку. Ну его на хрен, все эти долгие игры в поддавки. Не до красоты. Несколько сотен фунтов взрывчатки, заложенные в машину, разнесут цель на куски без вариантов. То, что вместе с целью отправятся к Аллаху еще несколько десятков кяфиров, – это даже хорошо, это есть акт джихада. Давненько что-то тут не взрывали по-настоящему…
Дрон летел… и то, что на мгновение показала его видеокамера, было таким, что у Ликвидатора волосы поднялись дыбом, а за шиворот – как будто сунули колотого льда. Он понял, что его перехитрили, что он на крючке и действовать надо быстро и неожиданно, пока у него есть хоть какие-то шансы.
Не говоря ни слова – машину могли слушать, лазерным лучом или через такого же, как у него самого дрона, – он переключил коробку передач на драйв, вывернул руль и крикнул на родном ему ханьском.
– Вперед!
Напарник – хоть это и было для него полной неожиданностью – послушно, как живой робот-автомат, нажал на газ, и бронированный «Рейнджровер» – ринулся вперед. Витрина… стена быстро приближались…
– Твою же мать!
Капитан Манус занимал позицию в кастомер-зоне, увидев, как резко рванул с места двухтонный джип, он выхватил пистолет и выстрелил, но для машины это было как слону дробины. Стекло под пулями не разлеталось, только белело трещинами, машина продолжала разгоняться. Поняв, что сейчас будет, капитан Манус прекратил огонь и бросился назад. Он сиганул через кэш-зону (кассовую зону) и покатился по полу в тот момент, когда нос «Рейнджровера» вынес входную группу и машина с диким грохотом проломилась внутрь, подобно разъяренному носорогу.
Влипли…
Он перекатился еще раз, потом спрятался за полками. Пистолет, в котором еще что-то было, он сунул в кобуру и обратным движением выхватил «Медоед». Дернул приклад, приводя его в рабочее положение, – в этот момент спереди оглушительно громыхнуло, просверкнуло вспышкой. «Светошумовая», – догадался он.
Поскольку таиться смысла не было – он дал длинную очередь и на четвереньках пополз в глубь магазина, меняя позицию.
За спиной, в проходе, он почувствовал движение, развернулся… идиотская голограмма – этот урод шел по полу и как заведенный повторял: «Я могу вам чем-либо помочь…»
Чтоб тебя…
Он выстрелил в фонари, пытаясь вызвать замыкание, и в этот момент словно мозг разорвался в его голове. Он упал, чувствуя, как пахнет озоном и какой-то дрянью[46].
О чем я думал в тот момент…
Я думал о многом… О важном думал. О том, что мы собой представляем – кто мы есть, господа. Кто мы есть и – главное – кем себя возомнили, если по нашим городам, по нашей земле ходят такие вот шакалы.
Хозяевами возомнили? Ну-ну…
Я думал о других детях. Преданных собственными правительствами и, что самое главное, преданных обществами. Обществами, которые не просто пустили на свою землю чужаков, но и платили им пособия – дань! Обществами, которые испытывали чувство вины перед злобными дикарями, но при этом не испытывали чувство вины перед своими детьми. Общества, которые поколение за поколением растили беспомощных, не способных драться за себя и за свое людей. Общества, где владение оружием приравнивалось к преступлению. Общество, где детей учили при нападении принимать позу эмбриона. Общество, где…
Кому я говорю? О чем? И главное – зачем…
Толка – нет. Слова – пусты. Все – бессмысленно.
Вы точите металл мечей,
Вы кричите огонь речей,
Вы целуйте иконостас —
Только их уже больше вас[47].
Эти дети… они уже были достаточно взрослыми, чтобы заниматься сексом, но при этом они ничего не смогли поделать, когда встретили отмороженных подонков ненамного старше их. И если бы не было меня – они так бы и остались…
Неотомщенными.
Триста лет назад пацан его возраста носил при себе меч. Сто лет назад пацан его возраста носил складной нож. И горе было тому, кто встанет на пути англичанина…
– Сэр…
– Не говори ничего. Молчи.
– Кара… в порядке?
– Да, – соврал я.
– Хорошо… а вы… из спецназа?
– Да, – снова соврал я, хотя это была не совсем ложь.
Парень закашлялся… лицо его стало белым. Я пытался делать ему искусственное дыхание еще минут десять, потом понял – поздно.
Когда капитан Манус пришел в себя, то первое, что он увидел, – это штурмовой автомат. Его собственный – в руках какого-то человека, одетого в гражданский костюм, с почти наголо стриженной головой и в черных очках. Капитан опознал Revision – дорогие очки, которые защищали от дроби и осколков гранат. Судя по дужкам, очки еще и выполняли функцию 360o – контроль пространства вокруг оператора на триста шестьдесят градусов.
Судя по всему, его автомат этому человеку понравился – у него была какая-то снайперская винтовка, но он держал ее за спиной на ремне, готовясь к ближнему бою.
Он попытался пошевелиться и понял, что связан по рукам и ногам…
Легкие, какие-то цокающие шаги – такое бывает с обувью с особо прочной подошвой, тоже армейской или специальной. Он повернул голову – с удивлением и ужасом увидел второго человека, похожего на первого до деталей – внешность, костюм, очки. Только оружие у него было другое – «B&T APC-300», способное одновременно выполнять функции автомата и снайперской винтовки ближнего боя швейцарское оружие, особо точное, качественно сделанное и очень дорогое. К нему был прицел с оптикой малой кратности и сбоку – еще один, похоже, визуальный[48].
На поясе, в пластиковых паучерах, были магазины. По меньшей мере – два.
Плохо дело…
Человек присел перед ним на колено.